Он сел на кровать, и матрас жалобно скрипнул. Ситуация обрисовывалась следующим образом - мафия похитила его и будет держать какое-то время в этой халупе. Значит, в этот же день его не застрелят. А что сделают с ней? Если поймут, что она богата, за неё потребуют выкуп у семьи, а пока будут держать под замком, могут делать что угодно - мафия с похищенными женщинами не миндальничает.
Прошел час или два, прежде чем дверь отворилась. В проёме стоял бородатый араб с револьвером в руке:
- Руки за голову и выходи, - уверенно и твердо скомандовал он по-английски.
Сарваш повиновался. Происходило что-то странное, совсем не то, на что он рассчитывал.
В комнате снаружи было куда более яркое освящение, с непривычки оно резало глаза. Араб ткнул Сарвашу дулом под ребра и приказал сесть на стул у стены. Сарваш огляделся: ещё один араб сидел около двери и прожигал его взглядом, первый продолжал держать его на мушке. У окна расположился ещё один мужчина, темноволосый, смуглый, но явный европеец.
- Ты в народной тюрьме, - объявил человек с оружием, - ты понимаешь, за что ты здесь?
- Я отвечу на все ваши вопросы, - постарался удержать уверенность в голосе Сарваш, - только, пожалуйста, скажите, что вы сделали с девушкой?
Тип у двери переглянулся со своим подельником с пистолетом. Тот кивнул, и первый, открыв дверь, крикнул:
- Нада, иди сюда, тебя хотят видеть.
Через пару мгновений уверенной походкой в комнату вошла девушка в рубашке, джинсах и кедах. Растрепанные густые кудри по плечам, серые глаза, а в остальном совсем другой человек.
- Привет, дон жуан, голова не сильно болит? - весело спросила она, проходя в комнату, даже не взглянув в его сторону.
А Сарваш, смотрел, изучал лицо, фигуру и не понимал, что происходит. Другая форма носа, другое очертание скул. От прямой осанки не осталось и следа, походка совсем не та, но почему-то именно эта девушка ему смутно знакома.
- Ну, что так смотришь? Больше не нравлюсь? - спросила она, сев рядом с похитителем возле окна. - Всё как в сказке, после полуночи Золушка превращается в тыкву.
Теперь он всё понял и невольно рассмеялся, рассмеялся над собой, и своей глупостью. Долго он ходит по этой земле, но за триста с лишним лет увлечение женщиной ещё не заводило его в "народную тюрьму". Но всё когда-нибудь случается в первый раз. Осталось только понять, кто эти четверо такие, если не мафия.
- Что, ухмыляешься? - недовольно спросил араб с револьвером.
- Нет, я просто восхищен мастерской работой вашего слаженного коллектива. Можно спросить вас, Нада?
- Спрашивай, - лениво согласилась она.
- Как вы изменили черты лица?
- Пластический грим. Для большей завлекательности, так сказать.
- Зря. Без него вы намного красивее.
Нада даже не сразу нашлась, что ответить, видимо ожидала проклятий и оскорблений, но никак не комплимента. Что ж, любой другой на месте Сарваша так бы и поступил, поддавшись эмоциям в тяжелой ситуации. Просто он, в виду богатого жизненного опыта, не считал эту ситуацию безвыходной.
- Я ещё в своем уме, - серьезно произнесла Нада, - чтобы светить родной физиономией перед толпой господ. И мне, собственно говоря, плевать, что ты там думаешь на мой счёт.
Она закурила, быстрыми отточенными движениями отвела сигарету от губ и выпустила дым через ноздри. Удивительная манера, больше характерна для мужчин, чем для женщин. И тут Сарваш вспомнил, где уже видел эти все эти движения. У неё самой, но ровно тридцать лет назад.
- Хватит пустых разговоров, - произнёс человек с револьвером, и обратился к Сарвашу, - теперь ты в нашей тюрьме, и прекрасно знаешь почему.
- Если честно, - ответил он, - если бы вы все четверо были итальянцами, я бы точно знал, что к чему. А так, я теряюсь в догадках. Кто вы?
После слова "итальянцы" все четверо переглянулись между собой, на лицах читалось непонимание. Человек с револьвером продолжил.
- Видимо ты многим успел насолить. Мы из Народного фронта освобождения Палестины...
- Опять?
Палестинец заметно растерялся от такого вопроса:
- Что значит опять? - сурово спросил он.
- Да так, - пожал плечами Сарваш. - Несколько лет назад я летел в Афины одним рейсом с вашей коллегой Лейлой Халед. Вернее, это я летел в Афины, но поскольку госпожа Лейла захотела приземлиться в Дамаске, пилоты не смогли ей отказать.
После всеобщего молчания Нада звонко рассмеялась, и это был совсем другой смех, нежели тот, что он слышал несколько часов назад - в нём была такая необычайная живость эмоций, что Сарваш поразился её мастерством к перевоплощению из нормальной живой женщины в степенную аристократичную англичанку.
- Вот это дела, - заключила она, - вот оказывается, какой мир круглый. Халид, это, в каком году было - в 1969 или 1970?
- В августе 1969, - ответил человек с оружием.
- Слушай, так это получается, Лейла пошла на дело с тем оружием, которое вам привезла я годом раньше?
- С ним самым. Того, что ты навезла, хватило аж до "черного сентября".