Стратегия обмана. Трилогия (СИ)

   Ранение Шеймаса было тяжёлым, но он оставался в сознании. Алистрина просила докторов сказать ей правду - если необходимо купить нужные лекарства, она сделает всё, что нужно. Её успокаивали и призывали ждать.

   - Я видел... - шептал Шеймас, пытаясь сфокусировать на Алистрине подслеповатый взгляд, - в тебя попали.

   - Не страшно, - говорила она, поглаживая его руку, - только поцарапало.

   - Нет... я видел... у тебя совсем чёрная кровь...

   Алистрина наклонилась к самому уху и успокаивающе прошептала:

   - Тебе показалось. Ты спи. Я приду завтра. Каждый день буду приходить.

   Вечером в штабе деррийской ячейки ВИРА командир был готов рвать и метать:

   - Ты попросила, чтоб мы не совались на марш, вот мы и не совались. Довольна?! тринадцать гражданских убиты и четырнадцать ранены. Убили шестерых подростков, почти детей!

   - С вами убитых было бы больше, - монотонным голосов произнесла Алистрина.

   - Конечно больше, но с английской стороны. А так, ты знаешь, сколько из них убито?

   Она прикурила уже третью сигарету и отрицательно кивнула.

   - Ноль! И после этого эти собаки будут говорить, что среди демонстрантов были вооруженные люди. Да если б они были, то были бы и убитые солдаты. А так среди них даже раненых нет. - Он снова обратил взгляд на мрачно сидящую в углу Алистрину. - Я понять не могу, ты ранена или нет? Днём мне вообще сказали, что тебя убили.

   - Надо отвечать, или по мне всё-таки заметно, что я живая? - съязвила Алистрина и нервно закашлялась от дыма.

   - Заметно, но не особо. Прекращай курить.

   - Так надо, - произнесла она.

   Командир продолжал и дальше плевался желчью в адрес англичан, бойцы согласно его слушали и то и дело вставляли свои замечания. А Алистрина продолжала курить и кашлять, пока не выплюнула в кулак свинцовую пулю. По счастью, никто этого не заметил.

   - Солдаты расстреливали тех, кто шёл на помощь. - Наконец Алистрина смогла вставить и свое замечание. - Это такая армейская тактика, подстрелить вражеского солдата на открытой местности и ждать, когда на его крики придут сослуживцы, чтобы перестрелять и их. Это военная тактика, когда бои идут между двумя армиями. Двумя, а не военными и гражданскими.

   Этот день стал вторым Кровавым Воскресеньем в её жизни. Первое состоялось в январе 1905 года в Петербурге. Ей было всего пять лет, когда она впервые увидела, как солдаты стреляют в людей, идущих с иконами, а молодчики забивают полицейских. Стало быть, картины насилия преследуют её с самого детства, насилие живёт с ней и в ней почти всю жизнь.

   - Что задумалась? - окликнул её командир, - как планируешь делать дальше? Что будешь делать?

   Алистрина медленно повернула ноющую шею, чтоб посмотреть командиру в глаза.

   - Я долго держалась, почти два с половиной года, когда ввели войска. Больше терпеть не могу. Никто больше не посмеет целиться мне в спину. Скажи где и когда, я приду и убью столько британских солдат, сколько ты мне скажешь.

   По виду командира было заметно, что это холодное заявление напугало его:

   - Сначала в себя приди, - мрачно заключил он. - Мы с тобой потом поговорим.

   На третий день в Дерри прошли похороны. А в Дублине все рабочие города не вышли на работу в знак траура. Сто тысяч человек вышли скорбеть на улицы. Они принесли к британскому посольству тринадцать гробов, обёрнутых чёрными флагами, а после напалмовыми бомбами сожгли посольство дотла.

   Целый месяц, что Шеймас провёл в госпитале, от его постели не отходила мать, что приехала из Кулмора. Алистрину в палате она встречала сдержанно - слишком часто потенциальная, по её мнению, невестка отлучалась из города, слишком мало времени проводила рядом с её мальчиком. Как-то случайно Алистрина подслушала их разговор, стоя у дверей палаты:

   - Мам, не говори глупостей, Алистрина остановила мне кровь, я помню, что она заслонила меня собой, когда стреляли. Как ты можешь её попрекать?

   - Если она такая распрекрасная, то почему неделю здесь не появляется?

   - У неё дела в Белфасте, - неохотно отвечал Шеймас. - Я говорил тебе, она волонтёр двух комитетов и нашей ассоциации.

   - Какие могут быть дела в Белфасте, пока ты здесь? Послушай меня, сын, материнское сердце меня не обманывает. Она ведь тебя не любит.

   Шеймас ничего не ответил. Он ведь и сам прекрасно знал, что не любит, Алистрина никогда этого от него не скрывала. Зато она всегда нуждается в нём, это он прекрасно понимал.

   В тот день Алистрина так и не решилась зайти в палату. Она лишь тихонько проникла в сестринскую комнату, пока там никого не было, и без всяких угрызений совести стащила бутыль со свежеперелитой от донора кровью.

   Когда Шеймаса, наконец, выписали, Алистрина уличила момент, пока его мать ходила по магазинам и пришла в его квартиру:

   - Пожалуйста, - она вложила в его ладонь конверт, что когда-то получила от Родерика, - уезжай в Ирландию.

   Шеймас сделал вид, что не понял её и пошутил:

   - Но мы и так на острове Ирландия.

   - Ты понял, о чём я. Забирай мать, и переезжайте вдвоём в Дублин. Здесь у тебя будущего нет.

   Шеймас немного помолчал, прежде ем сказать:

   - Мне кажется, ты слишком драматизируешь. Я выздоровел, сейчас со мной всё в порядке.