В сталинском СССР было три системы власти: партийная, государственная и военная. Их связывала сложная система взаимоотношений, но даже в самой жестокой ситуации хотя бы одна из властей, как правило, работала. Кроме них, существовали еще комитеты и комиссии с самым разным объемом обязанностей и полномочий, иной раз колоссальным, как у той же ВПК. На места выезжали представители верховной власти — помните, как Ковалев решал запутанные вопросы с помощью мандата представителя Совнаркома? Но это только видимая часть паутины — а ведь была еще и невидимая. Были структуры, о которых мы знаем очень мало или не знаем почти ничего, были люди и ведомства, игравшие в системе управления не совсем понятную роль, о которой можно догадываться лишь по некоторым разрозненным фактам. Были внезапные выдвиженцы, от которых за версту несло спецслужбами, и чекисты, занимавшиеся совершенно несвойственными им делами. Не говоря уже о том, что новое назначение человека далеко не всегда отменяло предыдущее — тот же Ковалев был одновременно начальником Управления военных сообщений и заместителем наркома госконтроля, то есть проблемы, подведомственные ему, он решал как начальник, а не подведомственные — пользуясь методами госконтроля. Наконец, человек мог выполнять определенную работу вообще без какого бы то ни было назначения.
Вернемся к эвакуации. Чтобы перевезти и запустить заводы, в сложнейших условиях и за считанные недели (если это вообще возможно), процесс должен находиться в одних руках, иначе он будет постоянно ломаться на стыках. Чьи это были руки? То, что это делал не Каганович, — уже понятно. Ковалев? Его задача — проталкивать грузы по дорогам из пункта А в пункт Б, и только.
Впрочем, погрузить и вывезти завод являлось сравнительно легким делом. Запустить его снова — задача уже на порядок труднее. Кто этим занимался? ВПК? Может быть, и ВПК — но кто именно в ней? Кто вообще руководил ВПК в июне 1941 года, если этот орган существовал? А если нет — то какая структура его заменила?
Добрым словом и револьвером можно добиться большего, чем просто добрым словом.
Как на обычном фронте самое уязвимое место — стык воинских частей, так и на трудовом фронте самое опасное — это стыки между ведомствами, особенно в условиях описанного чуть выше бардака. Разного рода межведомственные бюро и комиссии ситуацию в известной степени облегчали, но не давали гарантии выполнения задачи. А рисковать Сталин не мог, не имел он права рисковать.
Максимальную гарантию давала жестко централизованная система, во главе которой стоял сильный организатор, отвечающий за все, с таким объемом полномочий, чтобы никто не смел сказать ему: «Это не ваша компетенция». Таких людей в Советском Союзе в то время было пятеро, и назывались они ГКО. Это первое.
Второе: эвакуация могла быть проведена успешно только в одном случае — если ею занималась организация, имеющая своих представителей в каждом ведомстве, на каждой станции, на каждом заводе. Таких структур в 1941 году в СССР было три: государство, партия и... нет, не армия. Полномочия военных заканчивались у заводской проходной. А вот НКВД легко ее пересекал. Формально секретный отдел на заводе занимался охраной государственной тайны — но это формально. Фактически же, как мы увидим дальше, НКВД был инструментом, заточенным под любые задачи.
Государственный механизм в Советском Союзе был сырой, плохо отлаженный, пораженный постоянными внутренними разборками. Партия являлась структурой более упорядоченной, но... перебазированием промышленности она не руководила. Откуда мы это знаем? Очень просто: если бы это было так, то одами об этом великом подвиге полнились бы все учебники истории, от рассказов для младшеклассников до докторских диссертаций. О партии бы не молчали. Впрочем, не молчали бы и о роли государства — не оды, так диссертации и книги уж точно бы написали. А у нас в этом вопросе ложь и умолчания громоздятся друг на друга курганами. Остается НКВД — по крайней мере, тут есть мотив врать и молчать.
Точно так же есть мотив врать и молчать, когда заходит речь об организаторе. Который, кстати, в описываемый период руководил тем ведомством, о коем наша история врет и молчит.
Итак, Берия. Один из лучших (если не лучший) менеджеров XX века, член ГКО с неограниченными формальными полномочиями, нарком внутренних дел, что давало ему столь же неограниченные неявные полномочия. Больше власти было только у Сталина. Имел ли этот человек отношение к мобилизации промышленности, и если да — то какое?