Стратегия психотерапии

Я проверил это на Хаксли, с энтузиазмом спросив: "Ну, теперь скажите мне, что стоит перед вами на расстоянии пятнадцати футов?" Правильным был бы ответ: "Стол". Вместо этого я услышал: "Стол с книгой и вазой на нем". Книга и ваза действительно находились на столе, но на дальнем его конце, значительно дальше пятнадцати футов от Хаксли. Спустя немного времени, но уже небрежным, безразличным тоном, ему был задан тот же вопрос: "Скажите, что стоит перед вами на расстоянии пятнадцати футов?" От ответил: "Стол". "Что-нибудь еще?" - "Да". - "Что именно?" - "Книга" (она была ближе к нему, чем ваза). - "Что-нибудь еще?" - "Да". - "Скажите мне, что именно". "Ваза". - "Что-нибудь еще?" - "Да". - "Скажите мне теперь". - "Пятно". "Что-нибудь еще?" - "Нет".

Этот буквализм и это особое ограничение осознания предметов в реальности, составляя часть гипнотической ситуации, типичны для стадии сомнамбулического транса. Кроме визуального, существуют еще и звуковые ограничения: звуки, даже те, что возникают при общении между экспериментатором и субъектом, кажутся звучащими вне гипнотической ситуации. Так как у меня в тот вечер не было ассистента, проверить это звуковое ограничение мне не удалось. Однако с помощью незаметной черной нитки мне удалось уронить книгу за его спиной. Медленно, как будто он испытывал зуд, Хаксли поднял руку и почесал свое плечо. Реакции испуга я у него не наблюдал. Это также было характерной реакцией на многие неожиданные физические стимулы. Они объясняются прошлым опытом тела. Очень часто, как при развитии глубокого сомнамбулического транса, у субъекта одновременно возникала избирательная анестезия к физическим стимулам, не составляющим часть гипнотической ситуации, например, на физические стимулы, которые нельзя было понять, исходя из прошлого опыта. Это не удалось проверить в эксперименте с Хаксли, так как для проведения соответствующих тестов без нарушения общей гипнотической ситуации нужен был ассистент. Единственное иллюстративное средство, которое я использовал для выявления уровня спонтанной анестезии, состояло в том, что я пропустил иголку с ниткой через рукав пиджака, так, что нитка была не видна и удерживала иголку в потайном месте. Очень часто, при развитии спонтанной анестезии, субъект не сознавал стимулы. Для проведения теста такого рода легко можно изобрести и другие средства.

Хаксли был осторожно, косвенным образом выведен из состояния транса простым внушением так сесть в кресле, чтобы вернуть себе физическое и умственное состояние, в котором он находился в момент решения глубже изучить состояние "глубокой рефлексии".

Хаксли немедленно проснулся и тут же заявил, что полон решимости испытать на себе состояние глубокого транса. Хотя это заявление само по себе говорило о глубокой постгипнотической амнезии, я привлек его внимание к обсуждению того, что может быть сделано. Таким образом, стало возможным упоминание некоторых пунктов его поведения в глубоком состоянии транса. Это не пробудило у Хаксли никаких воспоминаний, и то, как он говорил о некоторых моментах эксперимента, показало, что ничего сложного и нового, отличного от других субъектов, в его поведении в состоянии глубокого транса не было. Он так же ничего не мог сказать о подробностях своего поведения в состоянии гипноза, когда его повторно ввели в глубокий транс, как ничего не знал о них до этого внушения.

Затем у Хаксли развился более глубокий транс, во время которого я, избегая всяких персональных указаний, давал ему команды, направленные на то, чтобы у него возникла частичная, избирательная и полная амнезия (под частичной амнезией подразумевалась какая-то часть опыта, под избирательной амнезия относительно избранных, возможно, не связанных между собой моментов опыта), восстановление забытого материала, а затем потеря восстановленного материала. У него также появилась каталепсия, которая проверялась следующим образом: я удобно усадил его в кресло, а потом создал ситуацию, представляющую собой прямую команду встать с кресла (взять книгу, лежащую на столе, положить ее на вон тот письменный стол и сделать это немедленно). При этом оказалось, что Хаксли не может встать с кресла и не понимает почему. (Удобное размещение его тела привело к положению, которое должно было быть скорректировано, прежде чем он сможет встать с кресла, а в данных ему командах не было и намека на внушение такой коррекции.) Поэтому он продолжал беспомощно сидеть в кресле, будучи не в состоянии встать и не понимая причины этого.