— Мне не нужны замены. Ты лучшее, что было в моей жизни. Но меня больше нет. — Как ни парадоксально, Ее серые глаза сейчас кажутся самым ярким, самым красочным и насыщенным проявлением цвета в этом мире. Растворяется в воздухе. Уходит из сна. Трогаю горящую от ее поцелуев щеку. С ней невозможно больно расставаться. Так же как я не хочу отпускать Ее, так просто и Планета не отпускает своих детей. Никто просто не отпускает своих детей. Так или иначе, это всегда драма. Но, чтобы жить дальше, это необходимая мера.
Жму на газ. Цивик с ревом мчится прочь из города. На большой скорости попадаю на трассу посреди черно-белой пустыни. Тучи расходятся в стороны, и все также на ниточке сверху на небо спускается нарисованная луна. Рука нервно сотрясается от легкого удара электричества. Сайрос начинает обтягивать меня черной тягучей массой, все быстрее и быстрее, не успеваю затормозить. Ни с того ни с сего машина взрывается. Рассыпается бесцветным конфетти, отправляя меня по инерции в черную бесконечность. Я понимаю, что быстро лечу вперед, пытаюсь отодрать липкую жидкость с глаз, тело начинает каменеть в этой бесформенной субстанции. Не имея ориентиров, ни сверху, ни снизу, ни по сторонам, продолжаю полет в бесконечной тьме. Голубой кружок в левом запястье начинает пронзительно пищать и мигать все чаще и чаще. На полной скорости влетаю головой в откуда-то взявшуюся отвесную плиту. Камень, сковывавший мое тело, трещит и лопается. Открываю глаза.
Лежу на кровати. На теле старые джинсы. Окно. За окном звездное небо. Вокруг кровати груды камней, от них исходит пар, тихонько шипят.
Маленькая комната. Кровать, шкаф-купе, два табурета, кресло на колесиках, небольшой стол. Подобие печатной машинки и моделька космического корабля на прозрачной подставке. Дверь открыта. Трогаю щеки — здоровенная борода. Смотрю на себя. Пресс. Мышцы. Немигающий сайрос в кисти. Жутко хочется есть. Слабость. Выхожу в коридор. Иду на свет и на доносящиеся голоса.
— Он не умер еще, Сэм. Ты тоже лежала таким коконом! — Бета говорил ровно, но в голосе присутствовала нотка неуверенности в своих словах.
— Но не два с половиной месяца! — У Саманты была истерика на грани отчаяния. И, если честно, это радовало. Чувство, что о тебе горюют, переживают, хоть и является проявлением ультраэгоизма, но приятно. Тем более от этой парочки, которую теперь подсознательно хотелось назвать семьей. Проговариваю слова из сна. «Мне не нужны замены». Заменить мне друзей, воспитавшую меня семью, всех, кого я любил, не сможет никто в этой Вселенной. Но жизнь толкала дальше. Важно было принимать новшества, как дополнения, а не замену чего-то из мертвого прошлого.
— Зато я тебе шесть раз каледоний менял! Сайрос не успевал тебе воздух синтезировать, так тебе сложно было. — Бета издал подбадривающий смешок. — А этот вообще не переживает, два раза заменили, воздух расходует, словно у него жабры. Ну, или что-то. Или как там?
— Трикитаити! — Я осторожно, чтобы не напугать, вошел в помещение. — Ребята, карашдт остался? Очень хочется есть. — Пик истерики настиг мою космическую сестру. У нее подкосились ноги, она уселась на пол и, глядя на меня рассеянными глазами, горько зарыдала, не отдавая отчет своей улыбке. Убийца, телохранитель, исследователь неизвестных враждебных планет… Женщина! Красивая, ранимая, чувственная женщина!
Глава XVII
Открылся транспортный люк глайдера. Невероятная скорость, неописуемая красота пейзажа. Мы летели высоко над океаном, вдоль побережья. Из-за зеленых холмов поднималось солнце. Лазурная вода, свежий ветер, уверенность в каждом своем движении, наслаждение свободой и собственными возможностями. Я стоял на самом краю пропасти, отделяющей борт летательного аппарата от беспокойной поверхности воды.
— Давай последний раз, широким шагом, и хватит на сегодня. Ждем тебя внизу. Саманта подъехала уже. — Голос Беты в наушнике звучал устало.