Стратегия Византийской империи

В отличие от Восточной империи внутренние земли западной части были в сравнительно безопасном положении: побережье Северной Африки, бывшее тогда плодородным и вывозившее множество зерна, весь Иберийский полуостров, защищённый Пиренеями, провинции Южной Галлии, расположенные далеко от опасного Рейна, и сама Италия, надёжно прикрытая щитом Альп. География Восточной империи была совсем иной: кроме Египта и восточной Ливии, большая часть её территорий лежала слишком близко к опасным границам, будучи поэтому лишена значительной стратегической глубины. Даже Анатолия, которая, несомненно, прикрывала Константинополь от нашествий с суши, с востока, была по большей части населена и плодородна на узкой полоске земли вдоль Черноморского и Средиземноморского побережий, открытой нападению с моря.

Итак, перед лицом более могущественных врагов и в силу менее выгодного географического положения Восточная империя была, несомненно, куда более уязвима, чем Западная.

Тем не менее именно Западная империя прекратила существование в течение пятого столетия. В сущности, Восточная, или Византийская, империя на столь значительный срок пережила Западную потому, что её правители сумели стратегически приспособиться к ухудшившимся обстоятельствам, разработав новые способы справляться со старыми и новыми врагами. Войско и флот, а также имевшая чрезвычайное значение бюрократия, занятая сбором налогов и содержавшая не только войско и флот, но и императора со всеми его сановниками, в течение столетий претерпели значительные перемены, но при этом сохранялась известная непрерывность в общем стратегическом поведении. В сравнении с единой Римской империей прошлого Византия полагалась не столько на военную силу, сколько на всевозможные формы убеждения: вербовку союзников, запугивание врагов, стравливание старых и новых, а также потенциальных противников между собой. Более того, когда византийцам всё же приходилось воевать, они старались не столько уничтожить врагов, сколько сдержать их: как для того, чтобы сберечь военную силу, так и потому, что нынешний враг завтра может стать союзником.

Так было в начале пятого века, когда орды гуннов под предводительством Аттилы, сметающие всё на своём пути, были отражены с минимальным использованием силы и максимальным – убеждения: в итоге Аттила пошёл не на Восточную, а на Западную империю. Так обстояло дело и спустя восемь столетий: в 1282 г., когда могущественный Карл Анжуйский собирался вторгнуться из Италии, намереваясь захватить Константинополь, его внезапно остановила утрата Сицилии, где вспыхнул мятеж, ставший следствием заговора между императором Михаилом VIII Палеологом (1259–1282 гг.), королём далёкого Арагона Петром III и непревзойдённым интриганом Джованни да Прочида. В своих воспоминаниях Михаил писал: «Если я скажу, что свободу, которую уготовал им Бог, уготовал чрез нас, то скажу нечто согласное с истиной»[7].

Таким образом, эпически долгое выживание Восточной Римской империи стало возможным благодаря её исключительным стратегическим успехам. За этим должно было стоять нечто большее, чем простые победы в сражениях: ведь счастливые победы не могут длиться в течение восьми столетий. И действительно, империя потерпела немало поражений, причём некоторые из них казались катастрофическими. Неоднократно большая часть страны оказывалась в руках захватчиков, да и сам Константинополь несколько раз подвергался осаде со времени своего основания в 330 г. вплоть до его разрушительного захвата в 1204 г. в ходе католического Четвёртого крестового похода. После восстановления это была уже не настоящая империя, а всего лишь греческое царство, окончательно прекратившее существование в 1453 г.

Стратегический успех Византийской империи был совсем иного порядка, нежели сколь угодно большое число тактических побед и поражений. Это была стойкая способность столетие за столетием создавать непропорционально высокую мощь из любой военной силы, которую удавалось набрать, сочетая её со всеми приёмами убеждения и руководствуясь при этом более обширными сведениями. В наше время это стоило бы назвать дипломатией и разведкой, если при этом пренебречь глубоко бюрократическим характером этих понятий в нынешнюю эпоху. Не имея ни министерства иностранных дел, ни разведывательных служб, Византийская империя не располагала ни профессиональными дипломатами, ни разведчиками. Были всего лишь чиновники разных рангов, иногда исполнявшие эти обязанности попеременно или наряду с другими. Убеждать иностранных правителей и другие народы сражаться с врагами империи (что было труднее всего именно в периоды слабости, когда такое убеждение было нужнее всего) – такова была одна из простейших точек приложения сил византийской дипломатии, как мы увидим далее, хотя она вполне могла быть и важнейшей.