Стратегия захвата

— Меня зовут Веста. Я вытер вспотевший лоб. Сон подтверждался во всех деталях. Ее имя… Дорожка, которую я видел во сне, висела па своем месте. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем я взял себя в руки. Меня оставили в гостиной, а Веста вдвоем с Артамом готовили на кухне кофе. До меня долетал ее веселый смех и кокетливая болтовня. Наказание обещало быть долгим и суровым. И я не ошибся. Вечер прошел отвратительно. Я все время чувствовал себя предателем, словно выдал некую принадлежавшую не мне одному и дорогую для меня тайну… Так оно, в сущности, и было. Я не испытывал ревности. Меня грызла глухая тоска и страх оттого, что подтвердились самые худшие предположения, оттого, что сон был правдой, а Артам размазней… Да и кто смог бы устоять перед этими глазами?

Я словно раздвоился. Одна половина моего существа жила нормальной человеческой жизнью, она попросту ревновала Весту к Гвельтову, и мне приходилось признать, что всего за несколько дней эта женщина стала значить для меня слишком много. Другая же его половина, не очень заметная, словно сидела в темном углу, сжавшись от леденящего душу страха. Постепенно это впечатление развеялось. Может быть, причиной тому было вино, которого оказалось в буфете у Весты целых две бутылки. Запас продуктов на этот раз тоже не вызывал никаких нареканий. Словом, нас ждали… А может быть, не нас, кого-нибудь другого… Веста включила магнитофон, и они с Артамом очень мило проводили время за танцами. Я же пил стакан за стаканом кислое вино, совершенно не пьянея, только мрачнел все больше. Придется как-то выпутываться из дурацкой ситуации, в которую я сам себя загнал, но я все не находил повода, а может быть, решимости, чтобы встать и уйти. Очередной танец кончился, они оба сели на кушетку рядом с моим креслом, продолжая начатый во время танца разговор. Казалось, они так увлечены им, что вообще забыли о моем присутствии.

— А что вы делаете по вечерам? Бывают же у вас свободные вечера? Неужели сидите здесь одна?

Он что, с ума сошел? Что за пошлости он говорит? Осталось лишь предложить ей свои услуги в свободный вечер. Но Весту ничуть не покоробил его вопрос.

— Я много читаю. Часами могу смотреть телевизор. Почти любую передачу. Правда, иногда мне кажется, что раньше я не любила этого занятия.

— Охотно верю. Наше телевидение страдает меломанией и обилием пустой болтовни. Она у них называется "Беседой за круглым столом". А ваша мама, вы, наверно, часто бываете у нее?

Мне показалось, что ее лицо напряглось лишь на секунду и тут же вновь смягчилось.

— Так получилось, что теперь нас мало что связывает. Раньше мы были большими друзьями, но с возрастом отношения меняются. — Вдруг она улыбнулась: — Хотите посмотреть ее фотографии?

Артам, видимо, не ожидал этого предложения и растерялся. Я понял, что он неспроста затеял разговор.

— Нет, что вы, я вовсе не хотел…

— Да? А я думала, вы вообще сомневаетесь в том, есть ли у меня родители. Это был прямой вызов. Гвельтов смутился, попытался обратить все в шутку, но как-то неуклюже. Хозяйка вдруг потеряла к нашему визиту всякий интерес. Через несколько минут Артам поднялся и стал прощаться. Я молча последовал за ним. Нас не стали ни провожать, ни задерживать. Уже на пороге я обернулся. Веста не смотрела в пашу сторону. В ее пустом и отрешенном взгляде, упершемся в стену, не было ничего, кроме усталости и скуки.

Погода улучшилась. Вечер обещал быть тихим и прохладным. Мне казалось, что с тех пор, как я впервые подъехал к дому, где жила Веста, прошла тысяча лет. Гвельтов отстал. Я не сразу заметил его отсутствие и, погруженный в свои мысли, брел к троллейбусной остановке.

Конечно же она догадалась, зачем я привел Гвельтова. Надо было сначала откровенно поговорить с ней обо всем, но у меня не хватило на это смелости. Я боялся, что разговор разобьет начало того хрупкого чувства, которое связывало нас, хотя о нем, если не считать сна, не было сказано ни слова. И, конечно, ничего хуже нельзя было в этой ситуации сделать, как только пригласить постороннего человека разбираться в наших с нею делах…

Артам догнал меня у самой троллейбусной остановки, и, оттого что он старательно избегал моего взгляда, я лишний раз почувствовал, какой нелепой затеей был наш визит.

— Ну, так что? Какие выводы ты сделал? — спросил я, чтобы как-то разрядить гнетущее молчание. Гвельтов словно очнулся от глубокой задумчивости.

— Выводы? Какие ж тут выводы… По-моему, она очень красивая женщина.

— Хорошо, хоть это заметил, — мрачно пробормотал я. — Я же тебя не в гости водил…

— Все, о чем вы говорили в кафе, — нагромождение нелепостей. Она самая обыкновенная женщина и, по-моему, очень несчастная. Она в беду попала, а вы, вместо того чтобы помочь ей, затеяли какое-то расследование. Ваш ученый подход в некоторых случаях выглядит…

Он не договорил, но все было ясно и так.

* * *