Страус — птица русская

Н. Михалкова в делегаты съезда не выбрали. Протоколы как следует не оформили. Естественно, встал вопрос о законности съезда и нового руководства союза. В Минюсте новое руководство Союза кинематографистов вследствие безграмотности протоколов не утверждают, а Н. Михалков взывает к сообществу с идеей созыва чрезвычайного съезда. Где вот все и решится наконец!

Позвольте сказать свое мнение.

Во-первых, о законности прошлого съезда. В моей семье двое членов Союза кинематографистов – я и муж (Шолохов С.Л.). Ни меня, ни мужа никто в Петербурге, где мы живем и числимся в списках, не извещал о том, что будет собрание, на котором станут избирать делегатов на съезд. Никто на это собрание не приглашал. Когда было это собрание и было ли оно вообще, нам неизвестно. Более того, некоторые члены петербургской делегации, смущенно посмеиваясь, говорили мне, что и они ни на каком собрании не были. Как? А так, по телефону сказали: ты, парень, выбран делегатом, поезжай в Москву.

Тысячу извинений, господа, но о какой законности прошедшего съезда может идти речь? Если список такой организации, как петербургская, был сформирован неизвестными лицами по неизвестному принципу? Впрочем, о принципе я как раз догадываюсь. Видимо, пропуском на съезд была активная нелюбовь к Михалкову, чем я лично похвастаться не в силах. Многие мои друзья пытались за эти годы излечить меня от пагубного пристрастия к Михалкову и привить здоровое чувство к его недругам, к критику Матизену и драматургу Финну, но – увы! увы! – режьте на куски меня – не могу! не могу!

Во-вторых, о будущем чрезвычайном съезде. Напрасно Михалков надеется, что на нем все решится. Ясно, что будет та же занудная бессмысленная трепка нервов. Опять кинематографисты будут сладострастно позориться на всю страну. Если уж даже личность Михалкова не соединяет кинематографистов, а раскалывает и разводит по разным лагерям, то кто их может объединить? Не Михаил же Пореченков, милейший артист с хорошим мужским обаянием, но ничего не значащий в глазах старшего поколения кинематографистов. У Пореченкова еще нет никакого весомого авторитета, чтоб вести за собой людей. И нервы оказались слабоваты: на декабрьском съезде кричал от обид, как раненая птица. Вряд ли его выберут даже на чрезвычайном съезде.

Ненависть части кинематографистов к Михалкову носит исключительно страстный характер. Лично на меня он не производит впечатления расхитителя общественной собственности. Но хорошо, если Михалков что-то расхитил – пусть, конечно, отвечает по всей строгости закона. Однако для чего столько криков, оскорблений, писем «наверх»? Какая может быть, в сущности, польза от союза людей, ничем не скрепленных, никаким общим делом, и только позорящих себя на всю страну взаимной руганью?

Объясните мне, зачем, с какой целью удерживать вместе тех, кто от ненависти и презрения друг к другу теряет разум? Что они могут вместе сделать? Кинематографическое сообщество фактически уже раскололось. Этот раскол теперь надо оформить по закону. Так в свое время раскололся Московский художественный театр (по фигуре лидера).

Лучше всего было бы нынешнему Союзу кинематографистов разойтись на два разных сообщества, развестись насовсем и разделить имущество. Поручив этот раздел, разумеется, государству, а не кому-то из враждующих сторон.

Честно и благородно

Идите и смотрите

Люди часто спрашивают меня в некоторой растерянности, что хорошего можно посмотреть в современном театре? После «Вассы Железновой» в МХАТе имени Горького я могу наконец дать уверенный ответ: смотрите Доронину, Татьяну Доронину.

«Вассу Железнову» Максима Горького, добротный спектакль режиссера Бориса Щедрина, играют нечасто, но пропустить эту работу нельзя. Актрис масштаба Татьяны Дорониной, воплощающих живую полувековую историю русского театра и притом оставшихся в полной силе, единицы. Она создала образ такой глубины и красоты, что я не в состоянии понять, кто же в тот год, когда вышел спектакль, получал всякие «золотые маски» за лучшую женскую роль. Какое-то странное поле умолчания и недомолвок окружает МХАТ Горького, для части театральной Москвы он словно выпал из своего времени – а между тем никаких справедливых оснований для этого нет. Эстетический консерватизм театра со временем приобрел даже некоторую ценность, а что касается Дорониной – то она ее и не теряла никогда. Возможно, в том, как она руководит театром, есть свои изъяны (а что, где-то есть какие-то идеальные театры, где их нет?), но как актриса она – «изумруд яхонтовый», особенно в хороших режиссерских руках. Татьяна Доронина не демонстрирует себя, выпрашивая аплодисменты под капитал прошлых заслуг, а самоотверженно, неистово работает на сцене. Каждое мгновение ее существования на сцене наполнено душевным волнением, сложной внутренней жизнью.