Стравинский

– Благодетельница! – в глазах полковника играют слезы. Намеренно громко, дабы невидимая благодетельница слышала, – Не дозволяет погибнуть. Как достойно наградить?! Не знаю. Нет такой награды! Только что преданность и любовь, преданность и любовь! Святая! Таких и нет больше. И не будет больше. Врожденная солдатка. И салют, а, случись, и вдовство ей к лицу. На слезы мои, Климкин, не обращайте внимания. Могу разрыдаться, запросто. Сентиментален. Разделите со мной нектар? По глазам вижу – не выпиваете. Воздерживаетесь или болеете? Бестактный вопрос. Простите. Не обессудьте, долго держать не могу, нуждаюсь. Ваше здоровье.

Семен Семенович вытирает слезы и, опережая перспективу, взмывает над собой.

– Это – как первый поцелуй, – доносится с высоты восторга, – пьется исключительно стоя и маленькими глотками. Не верьте тем, кто залпом советует. Исключительно маленькими глотками. Даже если теплая. Теплая даже слаще.

Согревшись в безднах, полковник возвращается помолодевшим. Румянец на щеках, витийствует, урчит, – Вот и Феникс, и радость. Много ли утомленному путнику надобно для небывалого счастья? Случается охватишь, а оно ускользает. А все равно нектар. Хоть слева направо, хоть наоборот. Тут, главное, не терять. Впрочем, потери делают нас чище. Кому, как не вам знать. Согласны, согласны со мной. А вы в беседу вступайте. В беседу вступать нужно как в студеную воду. О себе забыть требуется. Раз и навсегда. Ног не замочив в реку не войдешь. Кому что, а вшивому баня, как говорится. Ну, ничего, свыкнитесь. Согрелись на сквозняке-то. Ха-ха. Говорите, говорите, меня не переслушаешь. У меня за годы бездействия, знаете, накопилось. Полегчало. Первая – главная. Кто страдает – меня поймет. Вы говорите, говорите, Климкин.

Климкин, – Насилу.

Полковник, судя по выражению лица, все еще смакует тягучую негу, – Как вы сказали?

– Насилу нашел. Вы спросили, как я вас нашел? Вот я ответил.

– Жаль, что вы не выпиваете, Климкин. Вам незнакомы красоты воскрешения. Как, кстати, вас звать? Что же это, Климкин, Климкин, разве такое годится? Не в строю всё же.

В диалог вступает Арктур, – Весьма спорное замечание.

Климкин отвечает, – Между собой вы зовете меня Горбунком, я знаю. Из-за рюкзака, я знаю. И не обижаюсь. Так и впредь называйте, ничего страшного.

– Надеюсь, вы понимаете, что это любя?

– Да я не ропщу. Горбунок и Горбунок. Какая, в сущности, разница?

Веснухин не отступает, – А как матушка вас называла?

– Кузьмой. Кузей.

– Прекрасное редкое имя. Что привело вас к нам, Кузьма?

– Кузьма, надо же! А я предвидел. Нечто подобное должно было произойти. Выходит, не ошибся я адресом.

– О чем вы?

– Так, размышляю. Я задумчивый человек, часто размышляю, придумываю всякую всячину. Вы уж меня потерпите, я скоро уйду… О чем? Всё просто. Давно не слышал своего имени. Сызмальства и не слышал. Спасибо вам. Нет, не ошибся я адресом.

– Что привело вас к нам?

– Так я вам денег принес.

Нелепое заявление Климкина, как и следовало ожидать, не принимается всерьез и повисает в воздухе. Так что, после небольшой паузы полковник снова спрашивает, – Так что привело вас к нам, Кузьма?

– Я же сказал, принес вам деньги.

Семен Семенович в некоторой растерянности, – И много?

– На мой взгляд, немало. Хотя я не пересчитывал.

– Что это?

– Подобие подарка.

– Пожертвование?

– Можно и так сказать.

– И зачем вы их, с позволения сказать, принесли?

– По моему разумению, вы могли бы купить на них что-нибудь полезное. Новую попону или сена, например.

– Нет, нет, вы меня не поняли, зачем вам?.. что это все же? пожертвование, подарок?.. не важно, зачем вам дарить деньги?

– Просто так. Вы милые люди, неиспорченные люди. Я должен был.

– Кому?

– Без адреса. Просто должен. Вот выбрал вас. Искал именно вас.

– А самому вам, что же, не нужны деньги?

– Нет. Я подумал. Я хорошо подумал. Мне денег не нужно. Я не смогу к ним привыкнуть. И я бы очень хотел отдать их. Именно вам. И, пожалуйста, не отказывайте мне.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Можете мне верить. В понимании обычного человека ничего особенного. Это всё мои фантазии. Неприятные, темные фантазии. Откровенно говоря, я не хотел бы говорить об этом. Пожалуйста, можно я не стану посвящать вас в детали? Просто возьмите, и всё… Вы могли бы купить попону…

– Нет, дорогой Климкин, так дело не пойдёт. Вы должны рассказать нам всё. Без утайки. У нас так заведено.

– Настаиваете?

– Настаиваю.

– А если мои доводы покажутся вам неубедительными? А мне очень-очень нужно передать вам деньги.

– От кого?

– От себя.

– Если ваши доводы покажутся нам неубедительными, Климкин, вы уйдете вместе со своими деньгами к себе домой. Или к чертовой матери. Это уж как пожелаете.

На лице Горбунка грустная улыбка, – Риск.

– А без риска никак.

– Упустил из вида, что вы военачальник, командарм.

– Не командарм, но не помнить нас, командармов, и в годы тишины – серьезная ошибка, Кузьма. А в годы тишины – в особенности. Вы уж меня простите, я – прямой человек. Никогда не забывайте тех, кто всегда рядом. И за столом, и в тишине, и в грозовую, как говорится, минуту. Не ровен час, полыхнет.