Стравинский

– Ох, уж мне эта солидность. Я, как-то, знаете, все к юношеству тянусь. У меня студенты. Я со студентами дружу. Мне с ними интересней, – подмигивает Диттеру. – Средь них барышни хорошенькие встречаются. Для любования, разумеется, не больше. Но кровь все еще волнуется. Никак, знаете, не могу изжить в себе подростка. И не хочу. Понимаю, что порой выгляжу смешным. Но мне так лучше. Зачем себя насиловать, правда? Простите мою болтливость, вы что-то хотели спросить?

– Ничего, ничего. Это хорошо, это очень радует, что вы такой открытый человек. Открытые люди теперь редкость. Хотел спросить, да. Зачем вы ходите к нему? К Стравинскому? Я обратил внимание, вы не пропускаете четвергов. Зачем вам это?

– А почему вы спрашиваете?

– Я не только вас, я и себя спрашиваю. И не нахожу ответа. И еще вопрос. Наверное, первоочередной. Кто он?

Насонов смеется, – В каком смысле?

– Кто, кто?

– Как кто? Стравинский. Сергей Романович.

– Это я знаю, но я не знаю кто он, по сути? В спорах беспомощен, это факт. Позиции его абсурдны и поверхностны в любой области. Слабодушен. Часто бывает во хмелю или после похмелья. Может быть, он – поэт? Но те стихи, что он читает, также бессмысленны. Да он их практически и не читает. Так, бормотание какое-то. Между тем, народ идет к нему охотно. Вот и мы с вами. Ну, я, допустим, безнадежный спорщик. Люблю завести с ним спор. Он, известно, сопротивляется, как может, а я – все равно. Виноват. Без дискуссии дня прожить не могу. Это единственное, что побуждает мой рассудок к движению. Прирожденное свойство. Я еще в детстве по этому поводу тумаков насобирал. В спорах побеждаю всегда, потому в обществе коллег оказываюсь редко. Побаиваюсь их. Они алчны и мстительны. А здесь народ разномастный, но, главным образом, доброжелательный. Наблюдаю, потом размышляю, даже фантазирую. Но сути Стравинского понять не могу. От того некоторая растерянность наблюдается.

– Быть может, эта его таинственность и привлекает вас?

– Не знаю. Достаточен ли подобный мотив в моем возрасте, с моим опытом?

– А, может быть, он – князь.

– Что значит князь? Что вы имеете в виду?

– Князь он и есть князь. А что? Все признаки налицо. Вальяжность, аморфность, многозначительность. Кажется, бездельник, но тлеет в нем нечто затейливое, изящное, согласитесь. У меня на сей счет теория имеется. Думается мне, что, не смотря на революции и прочие судороги человечества, патриции и плебеи, часто сами того не зная, нарождаются с завидным постоянством. Несут в себе родословные приметы. И в образе мысли, и внешне. Рим навсегда.

– Так уж и Рим?

– Придумайте более подходящую аналогию… Не получается. Вот и я лучшего не нашел. А Стравинский не только что князь, да еще и мудрец.

– В чем же, скажите на милость, его мудрость? когда он, главным образом, молчит. И если я не вызову его на дискуссию, приложив, заметьте, недюжинные усилия, так может и промолчать весь день. В лучшем случае промурлычет что-нибудь невнятное.

– Молчать ведь тоже уметь надо. Часто молчание дороже и полезнее громадных речей. Не находите? Смотришь порой на такого заику, а видишь себя самого во всей красе с изъянами и носом.

– На Гоголя намекаете?

– Люблю. Всем сердцем. Отрезвляет, упорядочивает, настраивает. Тут тебе и зеркало, и камертон.

– Это вы о Стравинском?

– А если я вам скажу, что никакого Стравинского нет?

– То есть, как это?

– Да очень просто. Мы воображаем, что он есть, а его на самом деле нет. Мыслеобраз. Оптический обман. Мираж. Нечто наподобие сновидения.

– Так, так. А давайте-ка разовьем. А мы с вами?

– Мираж. Настоящая реальность – вне четвергов. Настоящая реальность скучна, примитивна, нечиста, печальна, порой трагична. И мы отказались от нее. Смотрите – ни вы, ни я не любим своих коллег по одним и тем же причинам. Стараемся не думать о них, избегаем их компании. Я предпочитаю студентов, для меня мир в известной степени иллюзорный, так как мне уже никогда не стать одним из них. Еще мне нравится, уж простите великодушно, общество покойников. Да, я нередко беседую с ними. Им покойно и мне. Ваш выбор, судя по всему, книги. Угадал?.. И вот для вас, для меня, каким-то нам неведомым, необъяснимым образом образовалось вот это стравинское пространство. Пространство, в которое мы погружаемся по четвергам, ну, чтобы надышаться озоном, так сказать. А потом возвращаемся. По аналогии со сновидениями, – смеется. – Пока пробуждаемся. Получается пока. Однажды останемся. Там или здесь. Навсегда или на какое-то время. По вере, как говорится.

– Но мы же существуем? В действительности-то мы существуем?

– В качестве персонажей сновидения или видения. Не больше. Вы же не станете отрицать, что сновидения – тоже действительность?

– То есть, фактически нас нет?

– Думаю, что нет.

– Ну, это вы хватили. Как-никак я всё же ученый. Привержен фактам…

– Слушайте, а давайте проверим, что нам стоит?