Страж

— Реки же, — велел эмир, — как найти ларец?

— Сие сокрыто от меня. Есть лишь два пути узнать это: во-первых, я могу проделать тот же путь, что мудрый брат мой и наставник, и истина, вероятно, откроется мне в размышлениях; далее, возможно пригласить назареянина, того, что сделал поиск сокрытого искусством своим и путем совершенствования, и он отыщет то, что угодно эмиру.»

Мигель подавил зевок.

— Эмир задумался, — продолжал рассказ катиб, — и сказал:

«Мудрость подсказывает нам, что не должно оставлять без учителя и наставника эмират, ибо мы смертны, а наследники наши юны и не готовы самостоятельно управлять. Визирь же, как и подобает при его должности, жаден сверх меры, и жадность его надлежит умерить мудростью. Посему повелеваю тебе, катибу моему Маруфу ибн-Гассану аль-Байану, — и он склонил свой взор ко мне, — отправиться немедля в земли франков, испанцев и лживых венецианцев и отыскать мне такого назареянина. Повелеваю заготовить приказ и взять из казны десять тысяч золотых динаров на путешествие, ибо отправиться ты должен не далее, как завтра на рассвете.»

— Вот как, господин мой, я оказался в ваших землях, — Маруф погладил бороду.

— Позволено ли будет узнать мне, мой господин, что же сказал дервиш? Что за сокровища таятся в ларце и что известно о его местонахождении?

— Дервиш поведал, что ларец сей красного дерева имеет в длину два локтя, в ширину полтора и в высоту два и украшен листьями из чистого золота и письменами. И сокрыт он в пустыне египетской, сторожит его самый свирепый страж из всех, какие только есть в Египте, но сам ларец, однако, ему доселе не был нужен.

— И что же это за страж?

— Неведомо. Иначе уже давно был бы он найден, и мамелюки пресветлого эмира повергли бы его во прах.

Мигель тяжело вздохнул.

— Что же находится в ларце?

— Да простит мой господин смиренного слугу своего! Пресветлый эмир, да славится его имя, не открыл мне этого.

Когда Маруф покинул Мигеля, дабы тот отдохнул и поразмыслил, Мигель ждал только одного: возможности оторвать Альмору голову, как тот просил, без шума и криков…

— Вот видишь? — нарушил мрачное молчание Альмор. — Вполне по специальности…

— Ты рехнулся, — тихо, проникновенно констатировал Мигель.

— Что в ларце — неизвестно, страж…

— Ну, насчет ларца — тебе, может, и неизвестно, а я недаром тут околачиваюсь с самого утра.

— Но ведь он сам?..

— Он — да. А вот мамелюки, которых приставили ему в качестве свиты… Они же из личной охраны эмира. И кое-кто из них дежурил при эмире, когда тот беседовал со старцем.

— И что — они тебе это открыли?

— Еще бы. Им пришлось. Если бы Ахмед — это такой длинный, с пером на тюрбане — попробовал явиться к хозяину без сабли, он имел бы отменно дурацкий вид. Он только кажется неприступным, а на самом деле, видать, и в рабство-то за игорные долги попал. Если у них такое бывает. И ведь какой народ замечательный — даже о костях с грузом ни малейшего понятия…

— И что же в ларце?

— Бутылка. Большая и медная. Ну и еще кое-что по мелочи. А в бутылке, сам понимаешь, не то джинн, не то еще какая нечисть того же сорта.

— А зачем она эмиру?

— Ну как зачем? Зачем бывают нужны джинны? Ты хоть раз слышал сказки?

— Слышал. В детстве.

— А мне довелось совсем недавно. Ждать пришлось, пока нянька заснет — я ведь не убийца — вот и…

— М-да. Ну, а золото, серебро есть там?

— Золото — на ларце. Серебро? Не знаю, но если хочешь — попробую узнать. Хотя это-то тебе эмир скажет запросто. Но вообще-то, по-моему, тут главное дело — загадку отгадать. Про стража.

Время пути Мигель постарался использовать с толком: учил язык, который, к счастью, уже немножко знал до того, расспрашивал господина Маруфа о Египте, преданиях, суфиях… Скоро он уже сочинил касыду о сфинксе и начал прелестную сказку в суфийском духе о трех нищих, впрочем, охаянную Альмором — его смешила непрактичность сказки по сравнению с его преданием о пострадавших в море и безумном дельфине.

По прибытии, после трех дней отдыха от путешествия — эмир через посредство все того же господина Маруфа заверил Мигеля, что не таково его гостеприимство, чтобы утруждать своего гостя делами прежде, чем он расстанется с солью пути — Мигель наконец-то удостоился деловой аудиенции у работодателя.

Все блистало, как, в общем, и ожидалось. Красное и черное дерево, золото и серебро, шелк и перья одежд. Мигеля представили визирям и катибам, придворным поэтам и военачальникам — и несмотря на все уроки арабского, запомнить весь сонм имен было выше мигелевых сил.