Страж

— Если мы с вами не договоримся, то именно так и сделаю, можешь не сомневаться. Как можешь не сомневаться и в том, что вашими смертями дело тогда не обойдется. Что, старик, так хочется отправиться к вашим богам в большой компании родственников? Или ты за всю свою жизнь только и понял, что вся мудрость и сила — лишь на острие клинка? Странно, мне казалось, что чем мужчина старше, тем он мудрее. Как видно, к детям гор это не относится. Ты еще не уяснил, что они живы, пока жив ты? Если ты умрешь, то и их нет смысла оставлять в живых. Ну и как тебя встретят там сородичи, если ты за собой утащишь молодых? Так что, старик, даже если ты всю дорогу думал лишь о том, как бы умереть, то пора начинать думать о том, как бы продержаться до той поры, пока вы все не окажетесь на свободе.

— Сынок, поговори с ним, — осипшим голосом, сверля Олафа ненавидящим взглядом, обратился старик к старшему воину. Уловив непокорство в его глазах, жестко закончил: — Повинуйся.

— Слушаюсь, отец. — Ого, это во сколько же ты заделал сынка! Или это младшенький? Впрочем, какая разница. — Отец сильно заболел, у нас самих ничего не получалось, поэтому мы направились к отшельнику. Ему под силу справиться со многими хворями, он чудеса может творить.

— Ну и что будем делать? — отведя Георга в сторону, поинтересовался Олаф. Как-то так незаметно получилось, что командир стал с ним советоваться чуть ли не чаще, чем с кем-либо из ветеранов.

— Если старик умрет, они, скорее всего, просто зарежут купца.

— Я так думаю, они это сделают в любом случае, едва поймут, что он в плену.

— Нет, это вряд ли. Он — товар, который вполне годится на обмен. Вот если узнают, что старик мертв, тогда очень даже возможно. Полагаю, нужно его доставить к этому отшельнику.

— Думаешь хоть, что говоришь?! Он наверняка темный, так что без труда зачарует некоторых из нас и заставит драться.

— Он отшельник — значит, ему глубоко плевать на взаимоотношения между родами. Если есть плата, которая его заинтересует, он поможет любому, коли это в его силах.

— Ну вроде все так. Ладно, мы уже и без того слишком далеко забрались в эту задницу, чтобы идти на попятную. Интересно, что они везли в качестве платы?

— В повозке были только мешки с зерном и мукой, продукты, шкуры да вот этот мешок. Наверное, это и есть плата.

— А что там?

— То ли рога, то ли зубы какого-то диковинного животного.

— Если это темный, то плата как раз для него. Но продукты и шкуры тоже нужно забрать. Придется вернуться к повозке.

— А это еще зачем?

— А затем, что темный он или нет, но есть ему тоже что-то нужно. Продукты явно для него предназначены.

Старика устроили на носилках, которые по очереди взялись нести наемники. Четверо остались с пленниками. В качестве проводника выступил мальчишка, хорошо знавший тропы. Был короткий путь, но по нему не пройти с лошадьми. Пришлось опять двигаться на своих двоих, проклиная все на свете. Веселья добавляли мешки с продуктами. Уходящим только и оставалось, что с завистью смотреть на оставшихся.

Выяснилось и еще одно обстоятельство. Оказывается, старик изначально не хотел ехать к лекарю, но старший сын, наплевав на запрет родителя, просто взгромоздил его на повозку, снарядил племянников, своего сына и отправился в путь. Это был, пожалуй, единственный момент, когда молодым не возбранялось пренебречь волей старших. Никто не может запретить детям до последнего пытаться спасти жизнь своих родителей. Разумеется, если это не идет вразрез с понятиями о чести настоящего мужчины. Такой поступок заслуживает уважения.

К жилищу отшельника подошли, когда уже начинало темнеть. Ничего особенного. У высокой отвесной скалы притулилось каменное строение, вполне обычное жилище горцев, крытое камышом. Ни ограды, ни иных построек. Ничего. Хотя нет, вон в сторонке, почти незаметная из-за домика, выглядывает беседка из плетня. Не иначе как в погожие дни темный любит посидеть здесь. Вид отсюда открывается просто замечательный. А кроме этого — лишь каменная площадка, к которой вела единственная тропа.

Вроде никаких окон, ни одной щели, но едва они ступили на площадку, как дверь отворилась и в проеме возник старик с длинной седой бородой. Странно, как это он их заметил? И вообще отчего встречает гостей сам? Не озаботился учеником? Мастера хотя и любят уединение, но всегда стараются найти тех, кому смогут передать знания. А уж в таком-то возрасте… Посвятить всю свою жизнь познанию таинств и унести знания с собой в могилу… Нет, этого не мог себе позволить ни один мастер. Самоуважение не позволяло. Они ведь тоже люди, и им хочется, чтобы после них остался след. А след может остаться только в учениках, которым они передадут свои знания. Но бывало и такое, что они вовсе не находили учеников. Дар — слишком редкое явление, а если ты живешь отшельником в горах, то задача усложняется многократно.