Страж

Потом Розетта вспоминала неделю, проведенную на Бородинском поле, как выпавший из памяти кусок жизни.

Русская армия отступила на Можайск. Смоленская дорога была загружена сверх меры. Пикинеры использовали свои пики и плащи как носилки. Их кучер перехватил по дороге кого-то из знакомых и выяснил, где стоял полк Смирницкого. Поболтав еще немного, узнал даже, где была ставка генерала Казачковского.

– Папенька ваш жив! – сказал он первым делом Софье Ильиничне, вернувшись с дороги. – А вот супруг… Сказывали, его полк у кривой сосны стоял, если сейчас навстречу нам не попадется, будем там искать…

Голос старого солдата дрогнул, а Софья до побеления сжала руки.

Вскоре карету пришлось бросить со всеми пожитками. По совету монаха дамы взяли с собой пледы, воду и переобулись в сапоги, прихваченные на случай дождливой погоды. Для чего – стало понятно на подступах к полю. Всюду лежали тела. Сломанное оружие. Земля пропиталась кровью, а в воздухе висели стоны раненых, которых не успевали выносить с поля.

– Вон, госпожа, сосна-то кривая! – кучер ткнул пальцем в точку на горизонте, и девушки содрогнулись.

Чтобы добраться туда, им предстояло преодолеть горы человеческой и конской плоти, оружия и воронок от влетевших в землю ядер. К тому же на поле они были не одни – тут бродили раненые, суетились пикинеры, и медленно, с торжественной мрачностью, слетались вороны, примериваясь к еще теплой плоти.

Полковника Смирницкого они нашли под той самой сосной. Его убило картечью, поэтому опознать его было сложно, но кто-то из вестовых накрыл покойного ярким плащом, и это помогло в поисках.

Неподалеку Розетта нашла отца. Синьор Россет лежал, скорчившись от боли, сжимая одной рукой другую – оторванную, кажется, тем же залпом, которым убило полковника.

– Брат! – закричала обезумевшая от горя девушка, но, осмотревшись, не нашла рядом худенького мальчика с шапкой смоляных кудрей. Стиснув зубы, она пробормотала молитву святой деве и обняла рыдающую Софью Ильиничну. Молодая женщина выла, обнимая холодное тело супруга, и только монах, чинно служащий заупокойную литию, не давал женщинам соскользнуть в безумие.

Им удалось вынести тела с поля только спустя несколько дней. Похоронили там же, у дороги, поставив в изголовье камень с кое-как написанными женской помадой именами. Маленького Марселя Россет рядом с отцом и командиром так и не нашли.

Измученные своим безумным путешествием и горем, две женщины ехали в столицу. В пути у них кончились деньги и припасы, они навидались смертей и ужасов войны, но все же вернулись в дом генерала в Петербурге.

Навстречу побитой жизнью карете выбежала похудевшая и почерневшая Мария Александровна. Она, плача, порывисто обнимала дочь и ее подругу, целовала полуседые локоны юной вдовы и с долей благоговейного ужаса касалась еще пока едва заметного живота Софочки.

Потом две беглянки мылись, ели, примеряли платья – Розетта просто отощала до прозрачности, поэтому легко надела свои девичьи платья, посильнее затянув корсет и пояс. А вот Софья Ильинична при общем нервном истощении все же обзавелась милым животиком, поэтому от корсета ей пришлось отказаться.

Сидя в гостиной, девушки поведали родным о своем путешествии и ужасающей находке. Сонечка привезла с собой ордена мужа и прядь его волос и не могла смотреть без слез на эти реликвии. Розетта тоже плакала – от отца она сохранила его медали и часы с портретом матери в крышке. О брате не было никаких вестей.

Между тем вести со всех сторон доносились ужасные – Наполеон взял Москву!

Войска отступали, деревни горели, провиант стал неоправданно дорог, и даже в столице трудно стало раздобыть извозчика, ведь всех мало-мальски приличных коней забрали либо на строевую службу, либо в обоз.

Немного придя в себя, Софья Ильинична хотела было вернуться в прежнюю свою квартиру, но узнала, что более не имеет права ее занимать. Ее попросили забрать со склада личные вещи и предоставили пенсию, как вдове, намекнув, что в следующий раз нужно будет прийти в присутствие, когда родится ребенок.

Всеми этими делами руководила Мария Александровна. Жена генерала разослала сообщения родственникам о смерти члена семьи. Уведомила кого надо о том, что у полковника Смирницкого должен родиться наследник или наследница, заказала панихиды и в напряжении каждое утро лично встречала дворника с газетой, чтобы первой узнать все новости.

Розетта… Маленькая итальянка впала в странную меланхолию. Ей казалось, от нее отрезали огромный кусок и похоронили там, рядом с Бородинским полем…

Девушка много молилась, читала писание и проводила свои дни рядом с Софьей Ильиничной. Молодая вдова плакала целыми днями. Иногда даже во сне по ее лицу катились слезы. Доктор ворчал, ругался и выписывал успокоительные капли, но на Софочку ничего не действовало. Немного успокоилась она лишь к декабрю, когда ударили морозы, и стало понятно, что огромная армия Наполеона отступает.

В конце января случилось чудо – в дом явился, постукивая деревяшкой, одноногий инвалид в потертой солдатской шинели. А с ним…

– Марселино! – Розетта очнулась от своего странного сна наяву и кинулась в объятия родственника. Они плакали, обнявшись, потом вместе пошли к Софье Ильиничне, и молодой корнет рассказал, как погибли его отец и полковник Смирницкий. В черных волосах мальчика просвечивали белые пряди, но это никого не удивляло. В Петербурге хватало выздоравливающих солдат и офицеров, несущих на себе тяжелый отпечаток сражений.

В общей суете не сразу заметили, что Сонечке стало нехорошо, а когда послали за доктором, будущая мама вцепилась в подружку, с которой не расставалась весь последний год, и не отпустила ее даже тогда, когда ее спешно уложили в постель для осмотра. Розетта, конечно, старалась не видеть лишнего. Она утирала Софочке пот, подносила воду, болтала, отвлекая подругу от долгих и болезненных схваток.

Однако Софья Ильинична отвлекаться не желала. Она требовала с Розетты клятву – назвать младенца именем отца и вырастить из него достойного офицера.

– Софочка, – ласковым голосом уговаривала ее Розетта, – а что, если у тебя девочка родится? Имя «Петр» ей совсем не пойдет!

– Будет Петра! – стонала, извиваясь, Соня. – Обещай мне! Клянись!

Когда у тебя на руках корчится от боли живой человек – ты пообещаешь ему что угодно. Вот и Розетта пообещала. Под утро Сонечка родила крепкого горластого мальчишку. Призванная на помощь повитуха торопливо обмыла младенца, запеленала и вручила Розетте:

– Подержите, синьорина, вам тут лучше не смотреть!

Розетта с облегчением ушла к окну и поначалу не прислушивалась к тому, что происходило в комнате. Ее удивлял и поражал ребенок, лежащий у нее на руках. Сын Петра Адриановича и Сонечки. Такой крохотный, но довольно увесистый. Громкий. Интересно, его волосы будут золотыми, как у матери? Или каштановыми, как у отца? А глаза? Какого цвета будут глаза?

Покачивая младенца, девушка засмотрелась в окно и наконец услышала за спиной тревожный шепот доктора и повитухи. Кажется, после рождения юного Петра Петровича Смирницкого что-то пошло не так.

Чтобы не мешать, Розетта вышла. В соседней комнате ожидали кормилица и новоиспеченная бабушка. Мария Александровна приняла на руки первого внука и, пряча слезы, прижала его к груди. Потом, правда, младенец недовольно завозился, захныкал, и его передали кормилице. А через час из спальни вышли опустошенные доктор и повитуха – спасти родильницу не удалось.

Зато у доктора в руках была бумага, на которой слабеющей рукой Софочки была написана ее последняя воля – опекунами ее сына назначались Розетта Россет и генерал Казачковский.

Пока Мария Александровна рыдала над телом дочери, Розетте пришлось заниматься малышом, и она отдала ему все свое время и силы. Ведь больше в ее жизни ничего ценного не осталось.

Генерал Казачковский вернулся домой только в 1814 году, завершив вместе с русской армией заграничный поход. Глава семейства вышел в отставку, но успел определить на службу Марселя Россет, а своего старшего сына – в кадетский корпус.

Дома генерала встретили жена, сыновья и полуторагодовалый внук – Петр Петрович Смирницкий. Розетта Россет никогда не была замужем. Когда молодой капитан Смирницкий женился, вышел в отставку и уехал в унаследованное им поместье, он взял с собой «тетушку Розетту». Сия почтенная особа жила в его доме, нянчила детей и внуков и умерла в глубокой старости – в возрасте более девяноста лет. Последними ее словами были: «Сонечка, я сдержала свое слово».