Страж

Две недели пролетели быстро. Тридцать первого августа, за ужином, Зинаида Павловна, причитая о головной боли, отказалась везти Катеньку в гимназию.

– Пусть отвезет кучер! – махнула она рукой. – Я не в состоянии так рано подняться с постели!

Аристарха Петровича в этот день не было за ужином, поэтому ее причитания слушал только Алексей.

– Что ж, маменька, – сказал он подчеркнуто, – раз вы не в состоянии позаботиться об этом ребенке, я сам отвезу Катеньку в гимназию.

Зизи раздраженно сверкнула глазами:

– Если тебе так угодно, Алексей!

– Угодно! – ответил молодой человек, не понимая, отчего его так сердит эта ситуация.

Катеньки за общим столом не было – ей накрывали в детской, вместе с Лилечкой и няней. Алексею, занятому учебой в университете, и времени не было следить за маленькой гостьей, прячущейся в глубине дома, однако он почему-то знал, что девочка проводит дни в саду с Лилечкой, обучая ее французским считалочкам. А в дождливый день – в комнатах. Знал, что Катенька неплохо музицирует, легко читая ноты с листа, и рисует забавные картинки для Лилии, которые та потом раскрашивает. Не раз он заставал Катеньку с книгой в тихом углу, когда няня укладывала Лилечку спать, и он умудрился стянуть из гостиной тот самый роскошный альбом с малахитовой крышкой, и они с Катей прочитали его весь, сидя на диване под прикрытием пышного олеандра в маленьком зимнем саду особняка Яхонтовых.

Чем больше Алексей рассматривал иллюстрации в альбоме, тем больше ему казалось, что он был знаком с очаровательной черноглазой Розеттой Россет. И мнилось, что иногда Катенька точно так же закусывает губу и вздергивает светлую бровку. Почудится же такое! Хорошо, что девочка уезжает учиться. Только вот Зинаида Павловна делает вид, будто сама не помнит, как страшно юному созданию менять жизнь. Войти совершенно одной туда, где проведешь следующие восемь, а то и десять лет своей жизни, страшно!

Алексей, хмурясь, доел очередное модное месиво, и откланялся. Прошел по коридору, спустился на первый этаж и заглянул в кухню, где ужинали слуги:

– Трофим!

– Я, барин! – вскинулся кучер.

– Завтра поутру приготовь коляску и лошадей. Зинаида Павловна распорядилась барышню в гимназию отвезти. Явиться велено в два часа пополудни, но ты ко второму барабану будь готов, надо будет еще в лавки заехать!

– Слушаюсь, барин! – ответил кучер.

Удовлетворенный своим решением, Алексей ушел к себе. До глубокой ночи он курил, листал «В дебрях Африки» господина Сенкевича и думал о том, что грядущий учебный год станет последним. Впереди выпускной курс, потом служба, и он еще не определился, чего он хочет больше – начинать в министерстве, под началом отца, или пафосно отринуть семейную поддержку и ринуться в дебри самостоятельной жизни. Впрочем, время покажет.

Утром серьезная и немного испуганная Катенька ждала кучера внизу, у лестницы. Алексей спустился как раз в тот момент, когда Трофим подхватил небольшой саквояж с разрешенными в гимназии личными вещами и понес его в коляску. Утро выдалось зябкое. Девочка куталась в тонкий плащ с пелериной, но ее губы неумолимо синели.

– Катенька! – окликнул ее Алексей.

– Доброе утро, Алексей Аристархович, – девочка присела в книксене.

– Доброе утро! Вы позволите мне проводить вас? Зинаида Павловна с утра чувствует себя плохо.

– Буду очень рада! – будущая гимназистка улыбнулась, и ее напряженное личико немного расслабилось.

– Отлично! У нас есть немного времени до официальной встречи, поэтому предлагаю заехать к Вольфу и Беранже, чтобы позавтракать!

Катенька покраснела. Добрая няня принесла ей на завтрак стакан чаю и кусок сухой булки. Аристарх Петрович завтракал позже, а Зинаида Павловна вообще вставала только к полудню, Алексей обычно перехватывал стакан чаю с бутербродом и бежал на учебу. Вот и не привыкли на кухне готовить полноценный завтрак так рано.

– Согласны? – с легкой усмешкой спросил Алексей.

– Согласна! – расцвела девочка.

Они сели в коляску, и вскоре Алексей усаживал Катеньку за столик тихого, еще сонного кафе.

– Чего изволите? – половой в длинном белом фартуке подошел к столу, пока Катенька рассматривала убранство кофейного клуба, ценимого литераторами.

– Нам бы, дружок, позавтракать посытнее и… – тут Алексей заговорил совсем тихо, – коробочку пирожных с собой. Мадемуазель едет в гимназию Ольденбургских.

– Все понял! – официант торопливо ушел, а молодой мужчина завел с девочкой беседу о сладостях и выяснил, что Катенька любит монпансье «Ландринъ», орехи в карамели и огромный синий изюм, который в их доме покупают только к Пасхе. Незаметно Алексей тоже поделился своими предпочтениями, и вскоре они уже азартно обсуждали, что вкуснее – блинчики с икрой или с красной рыбой.

Азартный спор прервал половой с подносом.

Алексею вручили шипящую на сковородочке яичницу с колбасой, пару бутербродов с бужениной, сыр со слезой и чай. Для Катеньки принесли молочную кашу с изюмом и орехами, чай с мятой и бутерброды с паштетом. Они с аппетитом позавтракали, а на десерт выбрали по пирожному – Алексей, как мужчина и бонвиван, остановил свой выбор на шоколадном рулете, а Катенька предпочла воздушное безе со свежими ягодами.

– У мадемуазель отличный вкус! – польстил ей официант, принимая заказ.

Потом Алексей расплатился, приказал отнести в коляску какую-то коробку и, выйдя на улицу, сказал девочке:

– Катенька, мне очень нужно заехать в пару магазинов, вы не откажетесь меня сопровождать?

Конечно, девочка не могла отказаться, только спросила:

– А мы не опоздаем?

– Не волнуйтесь, сегодня первый день приема, думаю, опоздавших будет много, но мы обязательно приедем вовремя!

После чего Алексей Аристархович приказал кучеру ехать в кондитерскую, но по пути остановиться у лавки кожевника. В эту лавку он зашел один, велев Трофиму приглядывать за барышней. Вышел действительно быстро – выбрать и купить саквояж чуть побольше того, с которым приехала к ним Катенька, не составило молодому человеку труда.

Да, для бедного студента это была дорогая покупка, но Алексей Аристархович денежных затруднений не имел, поскольку получал содержание, положенное ему из капитала его покойной матери. Этот факт невероятно бесил Зинаиду Павловну. Она даже пыталась заставить пасынка оплачивать квартиру в его родном доме или съехать, но тут ее быстро поставил на место Аристарх Петрович. Роскошный особняк на Миллионной на самом деле принадлежал Алексею, поскольку был частью приданого его матери. Вопрос был закрыт, но время от времени Зизи разыгрывала трагедию, надеясь, что муж либо выкупит особняк, либо переедет с молодой женой в другой дом.

Вернувшись к экипажу, Алексей приказал ехать в кондитерский магазин. И уже там взял с собой Катеньку, позволив ей выбирать все, чего душа пожелает. Изюм, орехи, монпансье, пастила и «смоква» – все в красивых коробочках, в шуршащих бумажках и нарядных фунтиках. Когда саквояж наполнился до половины, Алексей повез девочку в маленький магазинчик, известный тем, что в нем продавали разные милые мелочи – ленты, кружева, носовые платки, и там ей подобрали несколько комплектов шелковых лент с кружевной отделкой – для кос, и полдюжины носовых платочков с монограммой в виде буквы «Е» и новенький передник.

Взглянув на часы, Алексей Аристархович заявил, что устал кататься по городу, и предложил заехать пообедать. Счастливая и немного взвинченная Катенька согласилась – у нее просто не осталось моральных сил сопротивляться. Они плотно пообедали и наконец отправились в гимназию. Ехать пришлось довольно далеко, так что девочка еще раз полюбовалась городом, в котором ей предстояло учиться еще минимум восемь лет.

Наконец у литой решетки гимназии коляска остановилась. Алексей помог Катеньке спуститься и проводил в приемную. Сухопарая дама в черном шелковом платье встретила их, приказала отнести саквояжи в дортуар и проводить Катеньку за формой. Поскольку учреждение было благотворительным, форму в нем выдавали, дежурная модистка лишь немного подгоняла ее по фигуре, если в том была необходимость.

Простившись, девочка ушла в высокую двустворчатую дверь, а молодой человек, удивляясь самому себе, смотрел ей вслед, испытывая ничем не оправданное чувство потери. Вежливо простившись с дежурной дамой, Алексей вышел на улицу, но задержался у литой решетки. У него кружилась голова, сердце бешено стучало, и в целом он чувствовал себя как в детстве, когда у него в наказание отобрали любимую игрушку.

Очевидно, он побледнел или так плохо выглядел, потому что кучер вдруг сорвался с места и подбежал к нему:

– Что это вы, барин, али перегрелись? Лица на вас нет! Садитесь скорее, садитесь!

Усадив молодого Яхонтова в коляску, кучер погнал лошадей к дому. Там же немедля вызвали лакея, помогли Алексею подняться в спальню и вызвали доктора. Крепкий и энергичный лекарь пришел быстро, выпил с Зинаидой Павловной чаю в гостиной и после осмотра сказал встревоженному товарищу министра и его молодой жене:

– Сильное потрясение, господин Яхонтов. Не знаю, что так взволновало вашего сына, но подобное состояние я встречал у людей, переживших смерть родственников или смертельную опасность. Ваш сын кого-то потерял?

– Что вы! – с удивлением сказал Аристарх Петрович. – Алеша, конечно, потерял мать, но это было давно, во младенчестве. Я расспросил кучера, он провел обычный день. Завтрак у Вольфа, прогулка по лавкам, обед… Отвез девочку в гимназию, но, право, никто там его не пугал и не угрожал…

– Очень странный случай, господин Яхонтов. Я оставил Алексею Аристарховичу успокоительные капли и сердечные. Проследите, чтобы он их принимал дня три. Если не станет лучше, вызывайте меня снова!

Доктор откланялся, а товарищ министра и его жена так и остались в недоумении. Впрочем, Аристарх Петрович зашел в комнату сына вечером и осторожно спросил – не присоединился ли Алексей к одному из студенческих кружков вольнодумцев, но тот лишь покачал головой:

– Отец, я сегодня даже в университете не был! Трофим повез меня домой, как умирающего. Право слово, легкое сердцебиение и бледность того не стоили, но я могу тебе поклясться, что ни в одном вольнодумном предприятии я не состою!

Немного успокоенный Яхонтов-старший ушел к себе. А утром Алексею стало лучше, и он отправился на учебу, удивляясь своей такой внезапной слабости.