Страж

Алексей трясся в коляске, смотрел по сторонам и не узнавал город. Мундиры. Много. Раненые, хромые, нищие в обрывках шинелей. Дамы испуганно жмутся к спутникам. На крыльце стоит швейцар неправильной формы. Яхонтов-младший присмотрелся и чуть не ахнул – женщина! Швейцар – женщина! А вот и дворник с могучим бюстом, заметным даже под ватной тужуркой!

– Трофим, – окликнул он кучера на перекрестке, – а чего это бабы в дворники подались?

– Так мужиков не хватает, вашбродь, – ответил кучер, – которое заведение победнее, те вот и нанимают бабу покрепче. А вдовы за любую работу берутся, лишь бы детишек прокормить.

– Понятно, – задумчиво ответил Алексей. Там, в окопах, ему казалось, что в Питере живут как и всегда. Собственно, вечеринка мачехи оставила у него именно такое впечатление. А вот город… Город показал, что и здесь, в тылу, жизнь изменилась – и довольно сильно.

Здание гимназии тоже показалось ему другим – более приземистым, обшарпанным. Кажется, его давно не ремонтировали?

Алексей осторожно спустился с коляски – хотел лихо спрыгнуть, как раньше, но вовремя вспомнил про ногу. Подошел к двери. Положил ладонь на тяжелую дверную ручку и на секунду замер – узнает ли его Катенька? И что скажет, увидев вместо студента потрепанного жизнью вояку? Эх, и зачем он надел форму? Мог подобрать что-то штатское…

– Вы за кем? – строгая дама в черном шелковом платье смотрела на Алексея с подозрением.

– За Байковой, – ответил Алексей, чувствуя сухость в горле.

– Байкова! – дама повернулась к двери, и знакомое эхо разбежалось по коридору.

Катенька вскоре выходит – бледная, худенькая. Ее большие глаза становятся еще больше, когда она видит его. А потом… девочка бросается к нему через всю просторную приемную, прижимается лицом к колючей шинели и рыдает, рыдает взахлеб! Он тоже обнимает ее за худенькие плечи и ждет, пока перестанет щипать в носу. Дама деликатно отворачивается.

– Идем? – спрашивает девочку Алексей, когда она немного успокаивается.

– Да, прошу прощения за бурную реакцию, – Катенька потупилась.

– Все в порядке, – шепчет ей он, – я тоже очень скучал! Кондитерская?

Девочка улыбается, и теперь Алексей видит, что она повзрослела и похорошела. Совсем юная девушка, еще где-то неловкая и тем особенно милая. Она подросла, платье ей явно коротко, а Зинаида и не подумала позаботиться о девочке. Что ж, это легко исправить… А пока они все-таки едут в кондитерскую!

Кофе Алексею, какао Катеньке – тут все без изменений. Однако вместо кремового пирожного девочка выбрала ореховый торт, а сам Алексей, к собственному удивлению, предпочел ягодную корзиночку с масляным кремом. Потом взял безе. Эклер. Катенька смотрела понимающе и не отказывала себе в сладостях. Пока Алексей Аристархович служил, ей не так уж и часто доставались сладости. Да и денег не хватало.

Сидя за столиком, они поначалу молчали. Потом Яхонтов-младший спросил Катеньку о близких и узнал, что муж старшей сестры погиб, один из братьев был серьезно ранен, а младший переболел тифом и теперь приходит в себя в родном доме, получив длительный отпуск «до выздоровления».

Все эти невеселые новости Катенька пересказала со всей серьезностью рано повзрослевшего человека.

– У нас в гимназии сделали дополнительный курс сестер милосердия, – сказала она наконец, – я записалась на него. Мы иногда выезжаем в госпиталь, чтобы помочь настоящим сестрам с уборкой и приготовлениями к операциям.

– Катенька, помилуйте, – изумился Алексей, – вам же сколько… двенадцать лет?

– Четырнадцать, – покраснела девочка и призналась: – В гимназию принимали только с десяти, и маменька немного подправила мою метрику.

Алексей застыл. Так вот что его все время настораживало в девочке! Вот почему она казалась более взрослой, чем он думал! Она действительно старше! Просто невысокий рост и хрупкое сложение позволили ей ввести окружающих в заблуждение. Однако девочка напряженно ждала его реакции на свое признание.

– Я понимаю, Катенька, и не осуждаю, – поспешил он ее успокоить. – И даже рад, что вы нашли для себя интересное и полезное дело. Когда я лежал в госпитале, там очень не хватало сестер милосердия. Порой некому было подать раненому лекарство или воду, ведь все вокруг были лежачими.

Девочка повеселела. Они провели в кондитерской больше двух часов – разговаривая и поедая сладости. Потом все же поехали в особняк. Зинаида Павловна встретила их с кислым лицом, но никто не обратил на это внимания. Зато Лилечка была по-прежнему рада своей подружке и сразу потащила Катеньку в детскую. Алексей же остановил няню сестры и попросил:

– Валентина, сходите завтра с девочками в магазин. Это просто неприлично, как у Катеньки руки из рукавов торчат.

– Обязательно схожу, – ответила добрая женщина, пряча в карман пару ассигнаций.

– И с пальто надо что-то сделать, – добавил Алексей, – девочка мерзнет!

– Можно к портному отнести, надставить, – предложила няня, – если в цвет подобрать, хозяйка и не заметит.

– Сделайте! – Алексей добавил еще одну бумажку и прошел к себе.

Его отпустило. Катенька не отшатнулась, не закричала в ужасе. Простила ему отсутствие манер и резкую рубленую речь. Только на самокрутки морщилась, но молчала. Алексей подошел к окну, привычным движением извлек кисет, портсигар с «гильзами» для набивки и… остановился. Посмотрел на пожелтевшие пальцы, на потрепанные завязки кисета и убрал все в стол. Пусть полежит.

В этот день Алексей увидел Катеньку только за ужином. Девочка выглядела куда лучше. Ее словно отпустила внутренняя тревога. Она ела, разговаривала с Лилечкой, улыбалась и вообще выглядела куда лучше, чем в гимназии. Правда, платье ей было так же отчаянно мало и узко. Оставалась надежда на няню Валентину – с той поры, как Лилечка потеряла младенческую прелесть, Зинаида Павловна перестала замечать подрастающую дочь.

На следующий день Алексей проснулся все так же рано. Оделся, потянулся к карману за самокруткой и остановил себя. Спустился в кухню, выпил чаю, поблагодарил Марфу за вишневый пирог, вернулся в комнату и застыл у окна, не зная, чем себя занять.

Вообще-то, там, в окопах, у него родился план. Он решил уехать из Петербурга куда-нибудь на Урал или даже в Сибирь. У него есть образование, есть деньги. Он инженер, в конце концов! Его дипломной работой была полностью механизированная мельница. Сейчас стране отчаянно нужно зерно. Не только пули, снаряды и пушки. Продовольствие. Сухари, галеты, сухие пайки… Там, в окопах, все это ценится.

Но уехать прямо сейчас означало бросить Катеньку, отца… Товарищ министра не откажется от своей службы, а девочке, по сути, некуда идти. Ей учиться еще шесть лет, да и потом неизвестно, как сложится ее судьба. Приданого наверняка нет, навыки машинистки да курсы сестры милосердия… Может, приткнется к какой-нибудь конторе, а может, к больнице – все равно это будет не жизнь, а существование на жалованье в меблированных комнатах где-нибудь в доходном доме подешевле. Ему же уже двадцать пять. Он офицер практически в отставке. Пора решать, как жить дальше…

Алексей сел за стол и подробно расписал свой план. Урал или Сибирь, правда, заменил тем городком, в котором выросла Катенька. Стоит съездить туда, познакомиться с ее семьей, узнать, как обстоят дела с мельницами и запасами зерна. Купить кусок земли для строительства не так и сложно, деньги у него есть. А там будет видно.

К обеду Алексей вышел уже совсем в другом состоянии. У него есть цель. Отец заметил это и одобрительно улыбнулся. Такой сын нравился ему гораздо больше. Зинаида Павловна тоже была довольна – Алексей спустился к обеду в штатском. Только его усы напоминали о военной карьере. Катенька тоже радовалась – Валентина, как и обещала Яхонтову-младшему, отвела ее к портному, а тот просто предложил поменять платья и пальто на такие же, но большего размера – кто-то принес ему ушить одежду старшей дочери для младшей, и маленький обмен устроил всех.

За столом Аристарх Петрович и Алексей Аристархович неспешно обсудили грядущую неделю. Алеше нужно было подать в отставку, оформить все документы и с чистой совестью заниматься своими делами. Приближалось лето, и Зинаида Павловна уже беспокоилась насчет дачи. Лилечке хотелось на дачу, а еще мороженого!

Семья засиделась за столом, так что Катенька чуть не опоздала в гимназию. К счастью, Алексей сам вспомнил о том, что девочке пора в школу. Уже в приемной, провожая, он сунул ей в руку сверток, припасенный еще в кондитерской – монпансье, шоколад и ореховое печенье. Катенька благодарно улыбнулась и ушла, оглядываясь. Молодой мужчина вышел на крыльцо, хлопнул по карману в поисках кисета, вздохнул и сел в коляску:

– Трофим, в клуб на Английскую набережную! – интересно, помнят ли его там?

* * *

Остаток весны прошел в делах – бумаги, разрешения, подтверждения, печати… Алексей утешал себя тем, что ему хотя бы нет нужды выбивать себе пенсию по ранению и вообще хлопотать о тихом месте где-нибудь в провинции.

В первый же день лета семья Яхонтовых отправилась на дачу, а Катенька и Алексей Аристархович – на вокзал. Теперь, когда у Лилечки была постоянная гувернантка, Зинаида Павловна не возражала против каникул. Алексей же вызвался отвезти девочку к родным и оценить коммерческие возможности маленького городка. Аристарх Петрович не возражал. Ему, кажется, было спокойнее, когда его семья находилась подальше от столицы.

Всю дорогу девочка нервничала, крутилась на месте и то и дело бегала к проводнику, чтобы посмотреть, сколько времени осталось до приезда. Утомленный этой суетой, Алексей предложил сыграть в карты, и они довольно спокойно резались в «дурака» до самого вечера, прерываясь на чай и обед.

На знакомой станции их встречали. Катенька, всплеснув руками, бросилась к маленькой худощавой женщине в черном траурном платье. Обняла ее, прижалась, вдыхая родной запах. Молодой изможденный мужчина поздоровался с Алексеем за руку:

– Александр Байков.

– Алексей Яхонтов.

Мужчины не успели перейти к подробностям, как к ним подошла молодая полная дама и тоже обняла Катеньку.

– Алексей Аристархович, – опомнилась девочка, – это моя матушка, Анна Тихоновна, и сестра, Мария Николаевна.

– Очень приятно! – Алексей поклонился дамам. – Я сейчас в гостиницу, но если позволите, нанесу вам завтра визит.

– Что вы, Алексей Аристархович! – возмутилась сухонькая дама. – Какая гостиница? Там сдерут непотребно за пустой чай, да и спать придется невесть на чем! Прошу вас, поедемте к нам! У нас и ужин собран, и самовар кипит!

Провинциальный говор мадам Байковой очаровал Яхонтова, и он махнул рукой:

– Только ради вас, сударыня! – и приказал носильщику грузить багаж в коляску.

Дом полковника Байкова, как и многие провинциальные городские усадьбы, размещался в полузапущенном саду. Простой деревянный забор, занавешенный пышными кистями сирени и чубушника, ворота с кирпичными столбиками, невысокое крыльцо, переходящее в веранду, на которой горят лампы, и уже пыхтит самовар.

– Вот, Алексей Аристархович, садитесь, – хозяйка дома любезно махнула рукой в сторону диванчика, – сейчас чайку попьем, баньку Степан подогреет, а комнату мы вам приготовили наверху.

Горячий крепкий чай, баранки, мед, чуть засахарившееся варенье, приправленное ароматами вечернего сада – Алексей неожиданно для себя расслабился и с увлечением слушал семейные разговоры, незаметно рассказал, что приехал присмотреть для себя дело, а когда Катенька уснула прямо в кресле, укрыл девочку пледом, немало изумив тем ее матушку и сестру.

– Катенька последние две недели сдавала экзамены, – пояснил он, – и очень устала.

Впрочем, изумление прошло, когда Алексей спокойно провел с семьей Байковых остаток вечера, а потом отправился с братьями Кати в баню. Они оценили его израненную ногу и ременную стать. А еще честность. Он сразу сказал, что приехал устраивать дела в этом городе только потому, что Катенька отсюда родом, а в Петербурге сейчас неспокойно.

Когда гость отправился спать, Байковы снова собрались за столом, чтобы негромко обсудить ситуацию «среди взрослых». Братьям Алексей понравился. А то, что на Катеньку смотрит как на будущую жену – странно, конечно, но абсолютно ничего лишнего Яхонтов себе не позволяет. Да и Катя ведет себя спокойно – не разглядывает их гостя, не краснеет, не лепечет глупостей, как влюбленная барышня.

– Мала она еще для амуров! – пыхтела, как самовар, Мария Николаевна.

– Машенька, – ласково увещевала ее мать, – да какие там амуры? Катенька дитя еще. И Алексей Аристархович к ней относится, как к дитю. А ведь ваш отец меня в пятнадцать присмотрел на балу у губернаторши. В шестнадцать уже в жены взял. В семнадцать я тебя родила…

Мария Николаевна покраснела. Она ведь тоже в девушках не засиделась – только восемнадцать стукнуло, вышла замуж за лейтенанта, и вот теперь вдова подполковника.

– И все же, маменька, это нехорошо! – упорно стояла она на своем. – Что люди скажут?

– Да что ни сделай, все равно скажут, – отмахнулась сухонькой ладонью полковница, – главное, я вижу, что человек Алексей Аристархович добрый и Катеньку не обидит. И она к нему тянется. Пусть и по-детски еще. Ты же понимаешь, я не вечная, у тебя свои дети. Мальчикам самим бы прожить… А тут и Катеньке хорошо, и нам польза.

– Да какая нам польза! – грохнула чашкой об стол Мария Николаевна.

– А такая! – голос полковницы построжел. – Алексей Аристархович тут дело свое заведет. Ему будут люди нужны. Братья у тебя комиссованы оба, где службу искать станут? Отставных офицеров всюду полно! Тебе и самой сына скоро к делу приставлять.

Мария Николаевна покраснела, но все равно осталась при своем мнении. Следующую неделю она пристально наблюдала за Алексеем Аристарховичем и Катенькой, надеясь отыскать в их отношениях что-то неприличное и ровно ничего не находя! Столичный гость целыми днями колесил по округе, присматриваясь к участкам земли, годным под мельницу. Если же день выпадал дождливый – он с братьями Байковыми ехал в мужской клуб или в дворянское собрание, желая найти местных дворян или купцов, заинтересованных в строительстве новой мельницы. С Катенькой они виделись только за чаем, а то и перед сном, когда сонная уже девочка выходила пожелать матери и родным спокойной ночи.

Сама же Катенька вела себя как обычно – бегала в саду, читала, учила соседских девочек правильно накладывать повязки и рисовать «по клеточкам».

В один из вечеров Мария Николаевна сдалась и призналась матери, что была не права.

– Я ведь тоже присматривалась, Машенька, – призналась полковница, – но не вижу я между ними ничего лишнего. Будь что будет. Время неспокойное, а Катенька у нас младшая.