Страж-2. Конец черной звезды

— Черт возьми, а я ведь даже и не припомню!.. — смущенно ответил он. — Дорогая, а в самом деле, куда и зачем мы, собственно, ездили? Ты, случайно, не помнишь?

Грейс задумалась, а потом отрешенно посмотрела на мужчин и покачала головой.

— Ну, где-то ведь вы должны были находиться все это время? Питаться, ночевать в конце концов… Может, у друзей или родственников? — попытался подсказать Сорренсон.

— Ну, разумеется, Джон! — Макс неожиданно расплылся в улыбке. — Мы были у… — И тут он снова замолчал, улыбка медленно сползла с лица, уступив место недоумению и тревоге.

— Макс, — вдруг обратился к соседу Сорренсон. — Что- то здесь не то, вам не кажется?

— Вы хотите сказать, что мы не можем вспомнить, где пропадали все это время? — ужаснулся Вудбридж.

— Да, но не только это. Я ведь и сам не помню, где провел эти дни. И какой черт меня дернул уехать из дому…

— Да вы что! — изумился сосед.

Сорренсон печально покачал головой.

— Да, Макс, — признался он. — Последние четыре дня словно кто-то напрочь вытер из моей памяти. Но я и не понял бы этого сам, если бы в полиции не спросили меня где я был. Да и вы тоже ни о чем бы не догадались, если бы я не задал вам тот же самый вопрос, которым огорошили меня полицейские.

Грейс Вудбридж стирала платком растекшуюся по лицу тушь.

— Я что-то ничего не понимаю, — растерянно произнесла она.

— Я и сам толком не разберусь… — поддержал ее Сорренсон. — Кстати, Дэниэл Батилль и обе секретарши тоже ничего не помнят. — Он прокашлялся и застегнул куртку на все пуговицы. — Все они точно так же четыре дня где-то скитались, а вернулись только сегодня. А потом, как и я, пошли в полицию и, разумеется, ничего не смогли там рассказать. Представляете?

— А как Дженкинс?

— Он тоже, к сожалению, куда-то запропастился. Но в шахте лифта было найдено тело, опознать которое еще не смогли. Так что не исключено, что и Ральф погиб при пожаре.

— Четыре дня!.. Четыре дня вычеркнуто из жизни… Невероятно! — сокрушался Макс Вудбридж.

Сорренсон еще раз окинул печальным взглядом останки своего жилища. По пожарищу одиноко бродила чья-то собака. Детишки играли со старой рамой, вытащив ее за забор. И больше на пепелище никого не было.

— Вы считаете это невозможным? — мрачно усмехнулся Сорренсон.

Эпилог

Приближался полдень. Было еще не жарко, воздух бодрил и наполнял энергией, небо сверкало голубизной.

Желтое такси остановилось на углу улицы святого Игнатия в тихом предместье Лос-Анджелеса. Из машины вышли двое и стали молча разглядывать небольшой старинный особнячок с покосившимся крыльцом и заколоченными окнами во всех комнатах первого этажа.

Казалось, в домике никто не живет. Однако, если присмотреться внимательнее, можно было заметить единственный человеческий силуэт за бежевой кружевной занавеской в окне третьего этажа.

Кардинал Реджани обменялся взглядами с сестрой Флоренс и облегченно вздохнул: это место ему явно пришлось по душе. Он принял правильное решение, переместив Стража из Нью-Йорка сюда, и теперь был очень доволен выбором нового поста для ангела Божьего.

Они подошли к парадному входу, и Реджани своим ключом открыл дверь. Войдя внутрь, они остановились в полутемном фойе и принялись разглядывать интерьер дома. Никакой мебели внутри не было, голые стены и пол покрывал толстый слой пыли. В воздухе пахло плесенью.

Когда они начали подниматься по лестнице, перила и ступеньки отчаянно заскрипели, и это было единственным звуком, нарушающим царящую в особняке тишину. Кардинал Реджани слегка поддерживал монахиню под руку. Наконец они взошли на третий этаж и приблизились к одной из дверей, такой же мрачной и неприветливой, как и все остальные.

Кардинал тем же самым ключом отворил и эту дверь, и они вошли в комнату.

Внутри находился один-единственный человек. Мужчина. Он сидел сейчас к ним спиной, обратив глаза к зашторенному окну. Реджани медленно подошел к нему; сестра Флоренс послушно следовала за кардиналом. В комнате было довольно прохладно, но все же в нос бил устоявшийся тошнотворный запах гниющей плоти.

Реджани обошел вокруг плоти.

— Отец Беллофонтэн!.. — с восхищением прошептал он, переполняемый высокими чувствами, а потом оглянулся на сестру Флоренс и жестом пригласил ее подойти ближе.

Флоренс перекрестилась, увидев лицо священника.

— Да смилостивится Господь над душой его! — прошептала она.

Реджани не сводил глаз с человека, который был когда-то отцом Джеймсом Макгвайром. Сейчас же отец Беллофонтэн ничем не отличался от своих предшественников. Он неподвижно сидел на стуле и крепко сжимал в руках золотое распятие. Лицо его избороздили морщины, кожа ссохлась и пожелтела, покрывшись многочисленными язвами и болячками. Зрачки затянула катаракта. Волосы на голове спутались и были слегка влажными от гнилостных выделений. А на пальцах отросли длинные кривые ногти, больше напоминающие загнутые когти медведя. Грудь его оставалась неподвижной, и казалось даже, что он перестал дышать. Странно, что этот человек вообще мог еще жить, находясь в таком жалком физическом состоянии.