Страж

Пробираясь за колоколами, я заметил, что Сомервиль тоже перешел во второй коридор и стоял сейчас прямо передо мной, преграждая мне дорогу. В отчаянии я огляделся по сторонам. Справа от Сомервиля, отделенный от остальных колоколов и подвешенный ближе к стене, поднимался массивный соборообразный «Бурдон». Прямо за ним сквозь незарешеченную бойницу, как на почтовой открытке, представала панорама Гудзона. Снаружи бойницу осеняли горгульи с когтистыми крыльями, а в отдалении синей полоской слабо поблескивал мост Джорджа Вашингтона. На мгновение я задумался, не выбраться ли через эту бойницу наружу, чтобы подняться по стене до уровня смотровой площадки наверху. Но от одной мысли об этом у меня сразу же стала раскалываться голова.

Гигантский язык басового колокола гремел так сильно, что я вынужден был зажать уши. Мне было видно, что Сомервиль поступил точно так же и серебристая игла засверкала поблизости от его головы. Выйдя из своего укрытия, я выбежал из-за басовых колоколов, остановился перед «Бурдоном» и забрался под него.

Оказавшись под колпаком колокола, я забрался на одну из парных стальных подпорок, поддерживающих его двадцатитонную тяжесть на высоте нескольких футов от пола. Защищенный теперь со всех сторон шестидюймовой броней, я был уверен, что Сомервиль не сможет до меня добраться, если только не рискнет последовать моему примеру. Восстановив дыхание и прощупав комбинезон, чтобы убедиться, что кристалл по-прежнему на месте, я почувствовал себя в безопасности и принялся следить за круглым входом в мое убежище, откуда пробивался, доходя мне сейчас примерно до коленей, свет.

Ждать мне пришлось недолго. Он вошел под колпак с дальней от меня стороны, явно рассчитывая застигнуть меня врасплох, но тень его выдала. Как только я увидел его голову уже под ободом, я прыгнул ему на плечи, вскочил на его сутулую спину и повалил наземь. Пока мы катались по полу, я перехватил запястье руки, в которой был шприц, своей левой, а правая, по-прежнему обмотанная цепочкой, сдавила ему горло.

Сомервиль оказался сильнее, чем я рассчитывал, но он быстро выдохся, и мне удалось, прижимая его руку к стальной подпорке и как бы расплющивая ее, добиться своего: издав резкий крик, Сомервиль выронил шприц. Я отпихнул его ногой, и шприц полетел куда-то в глубь карильона. Затем, встав на ноги, я схватил его за шею обеими руками и притиснул голову к внутренней стенке колокола.

В это мгновение сверху донесся какой-то шум, послышалось какое-то шипение явно пневматического характера. Подняв голову, я увидел, как гигантское железное било, на мгновение задрожав, обрушилось всей своей тяжестью на гулкий внутренний свод «Бурдона» всего в одном футе оттого места, где и держал прижатой к стенке голову Сомервиля.

Теперь, казалось, вокруг нас обоих взорвался сам воздух. Я увидел, как Сомервиль разинул рот. Он что-то кричал, но мне не было слышно ни звука.

Когда дрожь колокола затихла, я заметил, что из уха Сомервиля бежит тонкая струйка крови. Я несколько ослабил хватку, и Сомервиль рухнул передо мной на четвереньки.

– Так ведь это и делают? – закричал я, обращаясь к нему. – Именно так и изгоняют бесов?

Он ничего не ответил. Я ухватил его за ворот пальто, заставил подняться на ноги и вновь притиснул к стенке колокола, на этот раз прижав голову так, чтобы било обрушилось прямо на нее.

– Наверняка эта музыкальная вещица вам известна. Как вам кажется, Сомервиль, много ли у вас осталось времени до тех пор, пока отец Игнациус не возьмет следующий аккорд?

Он начал биться в моих руках, но я был сильнее.

– Ради всего святого, Мартин... – в его глазах был теперь невыразимый ужас. – Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете.

– А если вещица кончилась, мы просто подождем, пока часы не начнут отбивать время. В лучшем случае вам остается жить три минуты. Ну а теперь откройте мне – кто вы есть? Как вы нашли меня?

– Мартин, не делайте этого, не делайте! Вы больны, вы нуждаетесь в лечении, – он вскинул руки и жалко поскреб ими о мои, скрещенные у него на горле, в попытке ослабить хватку. – Я не могу дышать!

– Как вы меня нашли?

На висках у Сомервиля набухли жилы, пот заструился по его впалым щекам. Он в оцепенении глядел прямо перед собой, загипнотизированный железным языком колокола, остановившимся в каком-то футе от его лица.

– Я не находил вас, Мартин. Вы сами пришли ко мне. Ради всего святого...

Именно в это мгновение музыка достигла крещендо, и колокола начали перезвон серией последовательных арпеджио, идущих сверху вниз по диапазону. Я не сводил глаз с Сомервиля в те секунды, когда он ожидал заключительного аккорда. Колокола пробили, настала пауза, а затем, взяв последнюю высокую ноту, подбор колоколов погрузился в молчание.

– Концерт окончен, – с улыбкой сказал я ему. – Но который у нас, однако, час?