Страж государя

По случаю окончания регулярных осенних учений и прибытия царского водочного обоза стрельцы на несколько суток встали единым временным лагерем, разбив несколько сот парусиновых палаток — недалеко от стен древнего безымянного монастыря.

— Вот, мин херц! — старательно объяснял Егор, водя своей подзорной трубой вслед за царской. — Здесь собрано четыре стрелецких полка: Гундертмарковский, Чубаровский, Колзаковский и Чермной. Стрельцы сильно устали во время учений, пьют уже вторые сутки, да и огневых припасов у них почти не осталось. Поэтому план простейший: преображенцы заходят с востока, семёновцы — с запада, с юга подпирают лефортовцы — вдоль берега реки Истры, с севера — полк Гордона… Когда окружение полностью завершено, даём залпы поверх их голов, предлагаем незамедлительно сдаться и выдать всех зачинщиков. Потом…

— Стоп! — остановил его Пётр. — У нас с собой есть полевые мортиры?

— Только у полка Гордона, остальные пришли налегке. А зачем мортиры, государь?

— Я знаю — зачем! — Глаза Петра заблестели нехорошим хищным блеском. — Теперь слушай сюда, Алексашка! Ты ведь командуешь Преображенским полком?

Вот и давай, дуй к своим подчинённым! Утром займёшь восточные позиции. В случае попытки прорыва — всех уничтожать ружейным боем и гранатами! Понял? А гордонцев я сам возглавлю, пусть генерал немного отдохнёт, не мальчик уже, чай… Выполнять немедленно, полковник!

Серенькое утро, одиночные солнечные лучи, боязливо пробивающиеся сквозь бесцветные перистые облака. Настроение у Егора было — ниже всякого плинтуса. Он понимал, что царь, движимый своей звериной ненавистью к стрельцам, вынесенной ещё с детских лет, решил устроить настоящую и беспощадную бойню, но ничего не мог сделать… Губить столько соотечественников было немыслимо, противно, страшно. Но — царская железная воля! Против нее не стоило идти, если, конечно, ты ещё не разочаровался в этой прекрасной жизни и не ищешь быстрой смерти…

Окружённые со всех сторон стрельцы, похоже, так и не осознали всей глубины нависшей над ними смертельной опасности. Несколько полупьяных служак в расхристанных на груди клюквенных кафтанах выбрались на ватных ногах из своих палаток и с удивлением тыкали пальцами в войска, окружившие их лагерь, недоумённо крутили головами, о чём-то достаточно спокойно переговариваясь между собой.

Солдаты первой линии Гордоновского полка расступились в стороны, пропуская вперёд полевые мортиры. Ещё через три-четыре минуты над жерлами пушек взвились вверх клубы белого дыма, утреннюю тишину нарушили гулкие громовые раскаты.

«Картечью лупят! — известил внутренний голос. — Ну что, может, на коня и вперёд? Подскакать к тем дурачкам и закричать, мол, ложитесь, не бегайте во весь рост? Опять же, может, Пётр увидит тебя и велит — прекратить огонь… Сидишь на старом полковом барабане, руками обхватив голову? Ну да, у тебя же молодая жена двойня скоро должна родиться. Не стоит рисковать! Ладно, сиди себе, сиди, трус…»

Егор только зубами немного поскрипел, но с барабана так и не сошёл…

Через некоторое время пушечный огонь прекратился, солдаты Гордоновского полка медленно пошли вперёд — с ружьями наперевес, вслед за ними шли люди в серых кафтанах, неся на своих плечах связки кандальных цепей. Приглушённо затрещали одиночные ружейные выстрелы.

«Царь велел всех раненых добивать, а в кандалы заковывать только тех, кто догадался спрятаться за естественными укрытиями и уцелел под картечным огнём!» — понял Егор.

Из четырёх полновесных стрелецких полков остались в живых и были закованы в железо только порядка пятисот человек.

— Всех ворогов гнать на Москву, учинить строгий розыск! — глухо велел Пётр, лицо которого почернело и было воистину страшным: щеки постоянно дёргались, кончики усов топорщились вверх и шевелились, как казалось, сами по себе. — Всех сотников и пятисотенных командиров прочих полков стрелецких — арестовать немедленно, заключить в кандалы, вздёрнуть на дыбы и допросить! Рядовых стрельцов, на которых не хватит кандалов, в Сибирь отправить! На рудники соляные! Дороги и просеки рубить в лесах дремучих! Полковник Меньшиков! Оставьте свой полк на Голицына и извольте сесть в мою карету…

Сильно трясло на русских ухабах и рытвинах. Пётр хмурился и нервно покусывал ручку своей немецкой трости… Наконец, он сильно потряс головой, словно отгоняя неприятные и страшные видения, и печально посмотрел на Егора:

— Что, осуждаешь меня, охранитель? Мол, жесток без меры? Ну-ну… Не тебе судить меня! Это мои враги, враги по крови! Даже если это и смертный грех, то он только мой… Я сам отвечу перед Богом! Ладно, проехали, как ты сам говоришь иногда. Давай лучше начнём разрабатывать маршруты будущие, европейские…

Большинство закованных стрельцов доставили прямо в Преображенское, рассадили по тесным клетям, амбарам и погребам. Сутки отдохнув в обществе иноземных девиц лёгкого поведения, царь приступил к тщательному розыску. Отбоя от желающих лично проводить жестокие допросы не было. У Егора сложилось твёрдое впечатление, что все вокруг просто горели желанием угодить царю.