– Знаете, Александер, сегодня вы мне открыли глаза кое на что, всего лишь рассказав об одном периоде своего детства. А я расскажу вам о своем. Я – круглая сирота, и тоже жила в детдоме. Сызмальства и до совершеннолетия. И вспоминать об этом не люблю. Я ненавидела свой детдом, когда жила там, но… Все познается в сравнении. Выслушав вас, я поняла, что мне еще повезло. Да, нас там не баловали особо. Все приходилось делать самим – уборка, стирка, готовка. У нас не было поваров – только «шеф»-повар, который ничего сам не делал, а руководил дежурными по кухне. Мы ели то, что готовили сами, и я и по сей день не могу смотреть на овсянку и перловку. Однако свои шестьсот граммов мяса, два литра молока и четыре яйца в неделю, согласно госстандарту, я получала всегда. За всю жизнь в детдоме я не узнала, что такое голод: никого не заботило, любим ли мы перловку, но мы получали здоровое и достаточное питание. У нас никто никогда не сбегал, как вы, и я даже не могу себе представить, насколько худо было вам, если вы предпочли быть беспризорником… Нам приходилось, помимо учебы, делать все по хозяйству – но мы научились заботиться о себе и трудиться. Наконец, в детдоме я получила основы двух дисциплин – управленческого дела и психологии – и благодаря своим способностям поступила в университет без вступительных экзаменов. Вы не поверите – я только два года назад получила диплом. И вот где я сейчас. Шутки шутками – но я никогда не спала со своим шефом. Иными словами, Александер, у вас в Аркадии сироты никого не заботят. Лишь бы с голоду не околели – а помрут так помрут, велика беда. А в Сиберии государство из сирот вроде меня готовит себе кадры. Никаких сантиментов, никаких нежностей – моя страна дала мне ровно то и ровно столько, чтобы я выросла здоровой, самостоятельной и полезной обществу. И такие условия я считала жестковатыми, скажем так, но, узнав вашу историю, взглянула на свое прошлое иначе… В общем, я вот к чему клоню: мы можем поехать в любой угол страны и зайти в любой, самый захудалый детдом. Просто для того, чтобы вы убедились: на этот раз я не вру. И тогда, когда вы воочию убедитесь, что разница есть и она огромна – поймете, что Сиберия и Аркадия – отнюдь не одно и то же. По крайней мере, в отношении к сиротам.
Я пожал плечами:
– А мне не нужно убеждаться: это ничего не меняет. СТО как военная организация может существовать только в стране типа Аркадии. Если у вас, фигурально выражаясь, все очень хорошо, прямо рай на земле – то это банально лишает СТО фундамента.
– Что вы имеете в виду? – спросил Зарецки.
– Открою вам секрет. Я уважаю эстэошников и горжусь, что принадлежу к их числу, но при этом ненавижу СТО как организацию. Сам факт существования СТО – это своего рода манифест наиболее ненавидимых мною аспектов Аркадии как империи.
– Простите, а можно немного попроще?
– Можно, – кивнул я. – Понимаете, СТО в том виде, в каком о нем слагают легенды, существует исключительно благодаря чудовищному неравенству в Аркадии. Благодаря нищете низов и блеску аристократии. В СТО идут только очень отчаянные и отчаявшиеся люди. И только потому, что иных перспектив у них нет, кроме как поставить на кон свою жизнь. Ну а что до вас – если у вас все остальное под стать детским домам, как тот, что вы описали… Вам неоткуда будет взять смертников, потому что обилие людей, готовых играть на свою жизнь, характерно для неблагополучных обществ.
Скарлетт незамедлительно бросилась ковать, пока горячо.
– А мы не заинтересованы в смертниках. Шесть с половиной миллионов ваших империалов – это порядка двадцати миллионов наших талеров. Одно дело вложить деньги в бойца высочайшего класса – но вбухивать столько в подготовку смертника как-то больно расточительно.
Я тяжело вздохнул.