Страж кинжала

Натаниэль остался в стороне, наблюдая, чтобы никто не потревожил пределы Склепа, а я направилась прямо к испещренной руническим узором двери. На ней не было ни ручки, ни кольца. Я попыталась открыть ее, вцепившись пальцами в край двери – между ней и стеной была щель, но она не становилась шире, сколько сильно не пыталась. За спиной раздался шелест листьев.

– Натаниэль, как мне ее открыть? – вместо ответа я услышала глухое цоканье копыт и, обернувшись, увидела Единорога. Его черные, как тьма, глаза смотрели на меня в упор, а острый рог был угрожающе нацелен в грудь. Я попятилась, но вскоре встретила спиной стену. Он же вместо того, чтоб напасть на меня прикоснулся рогом к центру двери, отчего руны засветились ярким свечением, постепенно опоясав так все мрачное сооружение. Затем конь попятился на несколько шагов назад, как бы ожидая того, что не замедлило случиться – двери распахнулись, из склепа повеяло сыростью. Луна осветила лишь край ступенек, идущих вниз, во тьму. Сердцебиение участилось, а руки стали почти до боли горячими. Уже на пороге на меня повеяло сильным потоком энергии, как будто неиссякаемый ключ бил из распахнутых створок. Подняв руку, как бы защищаясь, я вошла внутрь, в другой руке воспламенив огненный шар. Луна светила мне в спину и, переплетая сияние с бликами пламени, помогала мне различить дорогу, ведущую вниз. Наконец я ступила на холодный сырой пол и осмотрелась: это был длинный коридор с множеством дверей разного размера и цвета, испещренных теми же причудливыми рунами. В дальнем конце его я слабо различала свет – к нему и направилась. Большой темный полог отделял меня от моей цели. Дыры на истлевшей кое-где бархатной ткани пропускали тот самый слабый свет, который был заметен с самого начала. Отодвинув тяжелую ткань, я ступила в комнату, напоминавшую мою келью в Жилище: кровать у стены, стол посередине. Как раз за ним и сидел человек. Я не могла разглядеть его лица – он сидел ко мне спиной, его наготу прикрывала лишь рваная грязная ткань, некогда бывшая штанами, и спутанные неестественно белые волосы, столь же чистой белизны как шкура Единорога. Он был очень бледный – столь светлой кожи не видела я даже у альвов, сквозь нее просвечивались голубоватые жилы вен – и так же болезненно худой. Сквозь тонкую кожу виднелись ребра и спинные позвонки. Пытаясь разглядеть его, я зашла спереди и ужаснулась, заглянув в его полностью черные глаза. Они не имели белков – это были две черные пропасти. Он был ужасен – безумные воспаленные глаза, прямой, чуть горбатый нос, высокие скулы, бледные, обескровленные губы. Внезапно он улыбнулся и произнес:

– Ты пришла меня убить?

Я оцепенела, не зная, что ответить, не зная, что делать. Он оперся своими худощавыми руками об поверхность стола и встал, отодвинув стул. Я отшатнулась, испугавшись его вида. Он удивленно посмотрел на меня, слегка поджав губы. Овладев собой, я протянула ему свою ладонь:

– Пойдем, нужно покинуть это место.

Он отрицательно покачал головой:

– Мне нельзя покидать это место.

Его речь была немного замедленной, как будто ему было трудно выговаривать слова. Он слегка пошатнулся, но вновь обрел равновесие, вцепившись в спинку стула. Я обратила внимание, что его тонкие пальцы оканчивались длинными, загнутыми ногтями, с желтоватым оттенком.

– Пойдем – больше никто не помешает тебе уйти отсюда…

Он встряхнул головой, отчего его волосы упали на лицо.

– Я не покину это место!

Отчаяние охватило меня, я не знала, что делать дальше.

– Ты можешь быть свободен, тебя отведут в более безопасное место, где ты научишься управлять своей силой.

Мужчина горько рассмеялся, и хриплые звуки наполнили своды его обители.

– Этой силой нельзя управлять…, – от безысходности он развел в разные стороны руки, – она не управляемая, она заполняет всего тебя, делая все вокруг несущественным, не нужным. Ты только можешь ощущать ее мощь и осознавать, как все мелко перед ней, в особом случае ты сам!

Пытаясь его успокоить, я подошла к нему, и, преодолевая свой страх, дотронулась до плеча. Он вздрогнул от прикосновения, но не отстранился.

– Как тебя зовут?

Мужчина недоуменно взглянул на меня.

– Кого?

Медленно, стараясь, чтобы он осознал смысл сказанного, я повторила:

– Как, тебя, зовут?

– Меня?… Я никто, у меня больше нет имени, нет прошлого, нет будущего – есть лишь это жалкое существование. Все, что помнил – все это исчезло, не оставив после себя ни следа.

– Но у тебя должен быть хоть кто-то?

Он печально улыбнулся и повернул в мою сторону голову:

– Нет… Они умерли, все они умерли… У меня осталось только это, – и мужчина обвел взглядом всю комнату.

– Все можно изменить!

– Нельзя… Это уже свершилось и ничего нельзя исправить. Существует лишь один выход для меня – смерть!

Я отшатнулась от него:

– Это не выход – это жалкий побег от реальности, из жизни.

– Как же ты не поймешь! Это не жизнь: каждый день видеть эти стены, и кроме них ничего; получать видения, разрывающие разум, душу на мелкие куски. Для меня смерть – свобода!