Страж морского принца-2. Избранная морского принца

   — Как скажете, — усмехнулся Эргиан. — А если вдруг вы измените мнение, я буду рад. И клянусь счастьем моей сестры, мы, кариандцы, умеем отвечать верностью на верность и благодарностью на услугу. Еще ни один наш союзник не имел причины пожаловаться на измену.

   — Я запомню, — негромко сказал Алестар, понимая, кому и для чего это говорилось на самом деле.

   Проводив взглядом уплывшего посла, он еще какое-то время отчаянно пытался понять, не сделал ли ошибки, отказавшись от помощи глубинника. Но вопросы по-прежнему оставались без ответов. Ох, как же ему сейчас нужен был хороший совет. Но от кого? Отца убил кто-то близкий, кому он доверял настолько, чтобы повернуться к вооруженному спиной… Значит, верить можно было только себе. Поэтому Алестар пока что выкинул кариандца с его интригами из головы и отправился разыскивать Руаля. Его терзало предчувствие, что и этот разговор не окажется легким.

   Предчувствие оправдалось больше, чем Алестар мог предположить. Плывя по коридорам непривычно тихого и пустого дворца, в котором траур прервал все развлечения, он всего трижды встретил слуг, не говоря о более высокородных обитателях. Даже вода казалась холоднее обычной, и за этим тоже следовало присмотреть. Отец вникал во всякую мелочь, дворцовый управитель ежедневно являлся к нему с докладом. А еще те самые поставки шкур в Маравею. И надо спросить у жрецов, зачем они тогда приплыли к отцу — вдруг дело срочное? Разум и память настойчиво подсказывали, что самым важным делом, ради которого двое отчаянно не ладящих друг с другом Верховных снова встретились, мог быть только разрыв их с Джиад запечатления. Сколько дней осталось? Два, три?

   Алестар вспомнил вкрадчивую настойчивость кариандского посла. Что там Эргиан говорил о слухах? Можно не сомневаться, кто успел их пустить. При одной мысли, как Тиаран использовал смерть отца в собственных целях, Алестара захлестнул прибой ледяной злости. Герлас и не скрывал, что ненавидит Джиад просто потому, что та — человек. Но разве жрец Троих не должен проповедовать уважение и терпимость ко всем их созданиям? Зачем вообще Тиарану эти нелепые обвинения?

   Хотя нет. Алестар даже остановился от внезапной ошеломляющей мысли. Следует спросить себя, зачем Тиарану понадобился громкий скандал с обвинениями самого Алестара? Ведь он же мог сообщить все тихо, не посвящая Арену в то, что не должны были знать обычные акалантцы. А Тиаран использовал Джиад как оружие против Алестара. Но… это же измена. Не прямой бунт, а удар исподтишка. В спину — как и отца!

   Он очнулся, почувствовав, что прикусил изнутри щеку до крови и трясется, как в лихорадке. Глубоко подышал, чтобы успокоиться, оглянулся назад, где в нескольких шагах плавал невозмутимый Кари. От вида ножа на поясе охранника, точь в точь такого же, каким был убит отец, Алестара передернуло. Он от души пожалел, что нельзя забрать или купить проклятый клинок, чтоб тот хотя бы не лез в глаза. А еще — что не обладает ни спокойным достоинством Джиад, ни мягкой расчетливостью Эргиана, ни опытом Руаля… Ничем он не обладает, кроме сомнительного звания первого наездника Акаланте. Даже любовь, которую весь город испытывал к отцу, ему еще предстоит заслужить, как заметила Джиад когда-то.

   Подплыв к нужному коридору, он еще раз глубоко вдохнул и выдохнул. Уступил дорогу Кари, толкнувшему дверь и бдительно осмотревшему комнату впереди. Такие предосторожности могли бы показаться смешными, но уже никогда не покажутся — понял Алестар.

   Дождавшись разрешения охранника, он пересек большую комнату, в которой обычно служители дворца и канцелярии ожидали приема. Сегодня здесь было пусто, и зал казался растерянно-грустным, как живое существо, несправедливо обиженное хозяином. На стенах слабо светилась туарра, которую вовремя не покормили, в углу в большой клетке плавала кругами стайка разноцветных рыбок — любимцев служителей, и их кормушка тоже была пуста.

   Перед следующей дверью Кари снова решительно выплыл вперед, и Алестар поморщился, но уступил. И только услышав из-за двери приглашение, произнесенное слабым голосом Руаля, бросил:

   — Дальше я сам. Надеюсь, советник меня не убьет.

   Шутка вышла невеселой. Алестар даже порадовался, что Руаль ее не услышал. Советник полусидел-полулежал в кресле у дальней стены приемной. Выглядел он отвратительно: потускневшая чешуя, будто высохшая на солнце, глубокие морщины в углах рта и глаз. Не лицо, а маска горя и болезни. И снова душу Алестара потянула тоскливая глухая вина…

   — Доброго дня, советник, — поздоровался он, старательно смягчая голос. — Вы нездоровы?

   — Не больше, чем обычно, — прошелестел Руаль, склоняя голову в подобии поклона. — Чему обязан такой честью, ваше величество?

   — Я…

   На осунувшемся и потемневшем лице Руаля жили только глаза, ярко-голубые, молодые, до жути напоминавшие Кассию. Алестар сглотнул и упрямо повторил:

   — Я хотел бы поговорить с вами, советник.

   — Разумеется, ваше величество. Но все, что могло представлять интерес, я уже сказал на дознании.

   — Да, я помню. Речь не об этом.