Страж морского принца-2. Избранная морского принца

   — Я страж. Моя цена — мой вес серебром, а потом и золотом. На эти деньги воспитываются десятки и сотни детей, которые иначе умерли бы от голода и болезней. Или были убиты. А так любая нерадивая или нищая женщина может не губить нежеланного ребенка, а принести в храм и знать, что о нем позаботятся, что он будет жить в любви и обретет новый дом. Храм — мой дом и семья. Его дети — мои дети. Пусть мое чрево останется пустым, но я буду жить в них…

   — Все равно… не понимаю… — в голосе Алестара слышалось отчаяние. — Как можно погубить ребенка? Как дети могут быть нежеланными? У нас их так мало! Рождение каждого — праздник. Если малыш останется без родителей, любая семья сочтет за счастье взять его. Не понимаю… Ох, Джи… прости! Это ты… из-за того, что Миалара сказала? Ради Троих, забудь! Она просто дура!

   Он порывисто придвинулся, сжал ее в объятиях, и Джиад позволила. Все сегодня было странным и неправильным, так что она просто покорилась ненавистной ранее силе, которая вдруг обернулась нежной заботой.

   — Джи… — проговорил ей в самое ухо Алестар. — А если… Если ты все-таки найдешь… кого-то? И захочешь своих детей. Тоже нельзя?

   — У меня долг перед храмом, — вздохнула Джиад. — Не то чтобы нельзя… Но с каждым годом талисман потихоньку убивает способность к зачатию. Раньше, когда его не придумали, многие жрицы умирали родами. Малкавис мудр и справедлив, он выбирает в жрицы тех девочек, которые меньше способны к материнству. Так что все правильно. Но я бы попробовала. Только долг. Если я вернусь в храм, и кто-то купит мое служение, придется ехать. Меня ведь тоже воспитали на деньги, которые заплатили за кого-то из старших.

   — Так… А долг велик?

   — Да уж немал, — почти весело усмехнулась Джиад, глотая остатки горечи. — Сами вспомните… Мой вес серебром — сейчас, золотом — когда исполнится двадцать семь. А потом до сорока лет немалое содержание, из которого я половину отправляю в храм.

   — Насколько немалое? — допытывался принц с настойчивостью Жи, лезущего за копытом.

   — Сто золотых каждый год.

   — Так…

   Алестар ненадолго затих, а через несколько минут неразборчивого шепота радостно выдал:

   — Я посчитал! Джи, я высчитал… Правда, в наших монетах, но какая разница? Джи… Я знаю, что надо делать!

   — И что же? — устало спросила Джиад, поворачиваясь к нему и жалея, что не отправила это болтливое несчастье спать куда-нибудь в другие покои. Можно даже вместе с Жи.

   — Заплатить этот долг, — с восхитительной невозмутимостью заявил принц. — Я помню, что ты отказалась от награды, но это — другое. Я не хочу, чтобы ты была привязана к службе. Только не ты.

   — Заплатить…

   Джиад не верила своим ушам. Что он думает? Что это так… просто? И зачем ему это? И…

   Она набрала воздуха, чтобы высказать все, что думает о такой глупой мысли, но воздух вдруг кончился. То есть нет, кончилась злость. И желание спорить. И вообще все, кроме простого осознания, что неподъемная цена ее свободы — не так уж много для короля, который предлагал купить Арубе новый храм. Про то, что когда-то она ждала подобного предложения от Торвальда, Джиад не сказала бы и под страхом смерти.

   — Ваш… отец не согласится, — непослушными губами проговорила она. — И я не могу…

   — Еще как можешь. И отец будет только рад. За жизнь наследника никакая цена невелика, — с бесконечной уверенностью сказал Алестар. — Джиад, не упрямься. Я никогда не смогу изменить прошлого, но будущее — могу. Если кто-то и создан для счастья — так это ты. Захочешь — останешься в своем храме, но по доброй воле, понимаешь. И если… — он замолчал, но продолжил с явным усилием, — если ты кого-то встретишь… кто сделает тебя счастливой… ты сможешь уйти с ним. Лучше уж тебе будет хорошо без меня, чем плохо со мной. Любые деньги — это очень мало за такое…

   — Спа… сибо…

   Она бы разрыдалась снова, если бы слезы не кончились уже давно. Так что Джиад сделала единственное, что сейчас могла, — потянулась и коснулась губ принца быстрым поцелуем, совершенно не боясь того, как это можно понять. И замерла, как замер, даже дыхание затаив, и сам Алестар.

ГЛАВА 12. Золото и жемчуг

Как она уснула после того злосчастного разговора, Джиад не помнила. Просто в какой-то момент ее обволокло тяжелое, но не удушливое тепло, проникая в каждый уголок измученного тела, а плотная вода превратилась в колыхание волн, поднимающих и опускающих Джиад в странном ритме под биение огромного глухого барабана. В надвигающемся сне она точно знала, что это чье-то сердце, но не понимала — чье. А потом и это стало неважным, только волны укачивали ее с материнской заботой, как воспоминание из самого-самого далекого детства. Такое раннее, почти стертое… А может, оно и вовсе никогда не существовало, просто редкий ребенок в храме не придумывал себе совсем другую жизнь и родителей, которых никогда не знал.