Страж морского принца-2. Избранная морского принца

   И уж совсем непонятно, что рядом с Алестаром делать Джиад? Неужели Алестар не понимает, что присутствие человеческой избранной — оскорбление для будущей супруги, которую представляет Эргиан? Или это напоказ двору, народу и жрецам? Что ж, Алестару должно быть виднее, чего он добивается. И что может получить таким вызовом традициям.

   Однако во взгляде кариандского принца, брошенном на Джиад, не было обиды или оскорбленного самолюбия. Разве что спокойная задумчивость, будто они продолжали играть в риши, которое здесь называется тосу. Только как ни назови игры, хоть в фишки, хоть в политику, суть их не меняется.

   А мимо склепа все тянулись и тянулись бывшие подданные Кариалла. Поклонившись и оставив королю последний знак почтения, они проплывали мимо Алестара и еще раз низко кланялись, а затем уплывали, но уже не в тот ход, которым вышли из дворца, как заметила Джиад, а мимо, наверх и прямо в город. Трое иреназе рядом с Джиад, замершие у склепа сановники и охрана, включая гвардейцев и Дару с Кари — никто так и не произнес ни звука, пока последний хвост не мелькнул в отдалении.

   После этого к склепу проследовали, один за другим, одиннадцать каи-на. И снова Джиад задумалась, что означает особое положение Ираталя. Возможно, Алестар тем самым показывает, что назначил его главным советником? Что ж, не худший выбор, наверное.

   Все подводные аристократы проплыли мимо. За ними — гвардейцы, но те, поклонившись Алестару, так и остались плавать немного поодаль. Конечно, им же еще надо было поставить на место крышку.

   И вот сам Алестар, не оборачиваясь, подплыл к последнему пристанищу отца. За ним последовали Джиад с Ираталем и Эргиан. Но кариандский принц, поклонившись склепу и положив к нему небольшой букет водорослей, обвитый усеянными жемчугом лентами, кланяться новому королю Акаланте не стал, просто отплыл подальше. За ним — совершивший весь ритуал Ираталь. И, наконец, у склепа остались только Алестар и чувствующая себя совершенно лишней Джиад.

   Однако Алестар так не считал. Положив руку ей на плечо, он сказал бесцветным, но очень четким голосом:

   — У нас говорят, что ненависть оставшихся — слишком тяжелая ноша для уплывающих навсегда. Я прошу прощения за все, что сделал тебе мой отец. Это было ради меня и ради города. Если кого и ненавидеть, так меня, а не его.

   — Я… не держу на него зла, — от всей души ответила Джиад. — Малкависом клянусь. И… — она помолчала немного, подбирая слова. — Я понимаю, ради чего он делал то, чего сам не хотел. Он был истинным королем.

   Кариалл покоился на ложе, усыпанном лентами, крошечными букетиками и жемчужными нитями. Лицо короля было абсолютно спокойно и даже в уголках губ, показалось Джиад, притаилась улыбка. А рядом…

   Рядом, сохраненное то ли искусством жрецов, то ли неведомой магией, лежало на соседнем ложе еще одно тело. Окружающие его ленты и водоросли давно истлели в прах, только жемчуг и самоцветы поблескивали на буро-серой пыли, но давно умершая жена Кариалла, чьего имени Джиад даже не знала, словно спала. По погребальному ложу разметалась волна золотых волос, обрамляя нежные и тонкие черты лица. Глаза были прикрыты, но кожа казалась живой, и розовые губы вот-вот дрогнут в улыбке. Глядя на это лицо, Джиад теперь понимала Кариалла, всю жизнь хранившего верность умершей. Король был верен не красоте, хотя и редкостной даже для иреназе. Лицо его возлюбленной, подарившей Кариаллу наследника ценой своей жизни, дышало благородством, чистотой и искренней любовью…

   — Они теперь вместе, — тихо проговорил Алестар. — Хотя… они всегда были вместе. Это и есть настоящая любовь. Не запечатление, а вот… это.

   Он склонился к руке Кариалла и последний раз коснулся ее губами, прощаясь. Затем так же поцеловал руку матери. Отшатнулся от склепа, неуклюжим толчком хвоста торопливо отплыл, пряча лицо, и Джиад сейчас пошла бы на многое, чтобы облегчить или хотя бы разделить боль утраты, которая ей самой была неведома.

   Гвардейцы бережно накрыли склеп крышкой, и безмолвие снова окутало место скорби.

   Джиад подплыла к глядящему в сторону дворца Алестару, тронула за плечо, обтянутое темной тканью, простой и даже грубой. Принц обернулся. Совсем неуместно Джиад подумала, что вот таким она Алестара еще не видела. Похудевшее и осунувшееся за одну ночь лицо выглядело пронзительно взрослым. Сколько тот ни носил драгоценностей раньше, но по-королевски величественным стал только сейчас, сняв их все и заплетя волосы в тугую гладкую косу, перевитую черным кожаным шнурком. Только на запястье вызывающе блестел обручальный браслет, да на груди поверх черной туники на толстой золотой цепочке горел изнутри мрачным кроваво-красным огнем рубин неправильной формы — Сердце Моря, главный знак принятого Алестаром королевского бремени.

***