Страж неприступных гор

— Он пытался уничтожить Риолату Ридарету еще полтора десятка лет назад. Он знал, чем грозит ее существование.

— И ничего у него не вышло. Потом он пытался в Громбеларде поднять Серебряную или Золотую Ленту, чтобы спровоцировать войну с еще не готовым Алером. Это ему тоже не удалось. Если уж он мочится, то каждый раз себе на сапог.

— Не слишком ли грубо, ваше благородие? — укоризненно сказала Кеса.

— А ты не слишком деликатна, госпожа, чтобы продираться через дикие горы?

— Но через горы я продираться не буду. Это смешно, ваше благородие… Ты думал, я собираюсь отправиться в Громбелард? Слышал, Готах?

Онемевший Готах в очередной раз узнал нечто новое.

— Но… Значит, и ты не собираешься со мной ехать, Кеса?

Теперь уже удивилась посланница. Удивилась и испугалась.

— Неужели ты думал… Но почему?..

Готах сидел за столом, переводя взгляд с Мольдорна — который, похоже, с трудом удерживался от злорадной улыбки — на жену. Наконец он посмотрел на Йольмена, словно спрашивая: «Слышал? Что все это значит?»

Но старик превратно истолковал его взгляд.

— Гм… кхм!.. Я тоже не собираюсь, извини, дорогой друг. Это уже не для моих ног. А сушеное мясо не для моих зубов. Я поеду с Мольдорном. У нас в самом деле еще много дел… правда, Мольдорн?

— Действительно. Из формул Тамената следует больше, чем мы думали. Может, я слегка опережаю события, но… кто знает, не станет ли вскоре наша княжна вполне для нас предсказуемой? Математически предсказуемой, по крайней мере, если говорить о ее «рубиновой» составляющей. Вероятно, мы можем с большой точностью определить интервалы активности Отвергнутых Полос, а значит, и Рубина. Мы отметим дни, когда княжна ни на что не способна. Вообще ни на что, ибо без своего Рубина она никто и ничто.

— Вот насчет этого мы никогда не придем к согласию, — заявила посланница.

— Погодите, — сказал Готах. — В Тяжелых горах живьем похоронили стража законов всего, единственное существо в Шерере, которое понимает все, связанное с Шернью. Идет война Шерни с Алером. Четверо посланников пытаются не допустить встречи живого символа Отвергнутых Полос с живым символом Ферена. И из этих четверых посланников трое говорят, что у них есть дела поважнее, чем поиски какого-то закопанного старика.

— Дорогой, у меня нет никаких дел поважнее. — Кеса чувствовала себя виноватой. — Я просто… никак не могу ехать в Громбелард. Ведь я знаю, что это за край. Как ты себе это представлял? Что я сяду на коня, а вечером в лагере… сделаю себе из двух плащей маленькую палатку, какие умеют сооружать солдаты?

Готах посмотрел на жену — на жемчужно-розовые ногти поднятой руки, на бронзового цвета платье с зелеными вставками; больше же всего внимания он уделил тщательно уложенным волосам и изогнутым дугам королевских бровей. Взгляд его остановился на тонкой, как паутинка, золотой цепочке на безупречной шее.

Да, он не представлял. Он думал о том, что они просто возьмут и поедут, но никогда не опускался до деталей. До палатки из двух плащей, влажного одеяла и вонючего дорожного мешка из козьей шкуры, хохота наемников у дымящего лагерного костра…

Он снова посмотрел на Мольдорна и Йольмена.

— Хотите сидеть и ждать, пока Броррок вернется со своей охоты? Это может продолжаться и полгода.

— Или несколько недель. Но пусть даже полгода — нам с Йольменом есть чем заняться, и скучать наверняка не придется. В Таланте мы отпустим слугу, который ждет известия от Броррока, а на его место возьмем несколько умелых расчетчиков.

— Значит, я должен ехать в Громб один? — спросил Готах… и неожиданно ощутил облегчение. — А собственно, почему бы и нет? Вы во многом правы: только я один хоть как-то гожусь для подобных путешествий. Я уже немало их совершил, а из одного даже привез жену.

— Теперь такого уже не будет, — сказала Кеса.

— К сожалению, нет. Впрочем, почему «к сожалению»… Не будет, и все. — Настроение Готаха улучшилось, но разочарование и злость еще оставались. — Если бы я с самого начала действовал один, все давно уже было бы сделано. Я и впрямь сыт вами по горло, тобой тоже! — Он направил палец на женщину. — Знатная дама из невольничьего хозяйства!

— Я плохая, — со слезами на глазах сказала Кеса, присев на корточки и закрыв лицо руками. — Он на меня рассчитывал… а я плохая и гадкая. Но неужели он меня совсем не любит? Даже не подумал, что подобное путешествие может быть опасно для жены?

— Давай определим флюктуации активности Полос, Мольдорн, — попросил Йольмен. — Я сам не справлюсь, а мне обязательно нужно что-то после себя оставить. Чтобы кто-то когда-нибудь сказал: «Мольдорн? Но ведь кто-то же ему помогал, наверное, Йольмен-посланник».

— Банда дураков, вы все друг друга стоите. Один ты, Йольмен, хоть способностей у тебя и не хватает, по крайней мере, делаешь то, в чем разбираешься, и не строишь из себя того, кем не являешься.

Все говорили одновременно, что оказалось и к лучшему, поскольку каждый мало что услышал — четыре голоса слились в неразборчивый шум.

Потом наступила тишина.