Страж неприступных гор

Тихий вернулся на корабль, потом снова на берег. Он пытался что-то придумать, а шанс у него был, поскольку не все еще развалилось. Гарда до сих пор несла службу, мало того, с пьяным усердием соблюдались вахты, поскольку все было согласовано с самого начала и крутилось по инерции. Каждый вечер дисциплинированная группа напившихся про запас моряков забиралась в шлюпку и беспомощно вспенивала воду веслами, чтобы сменить нескольких товарищей на «Трупе», что им в конце концов удавалось. Мевев подумал было, что пьяные не заметят, и хотел послать на берег меньше матросов, чем только что вернулось. Затея закончилась ничем — они посчитали друг друга и разозлились. В подобных делах шуткам было не место, каждый заслужил такой же забавы, пили либо все, либо никто! Только одна капитанша могла бы что-то изменить.

Ну да, как же.

Первый помощник Слепой Риди тянул целых два дня, прежде чем с тяжелым сердцем и сконфуженной физиономией отправился на «Колыбель». Однако его коллега на втором корабле эскадры уже кое-что знал о происходящем на берегу. По-отцовски снисходительный и вместе с тем по-солдатски суровый, он позволял своим морякам участвовать в попойке на поляне. Он отправлял их туда в награду — этого еще нужно было заслужить — группами по трое, и каждую группу на один день. «Только один, понятно? Один!» Так что команда присутствовала на корабле почти в полном составе, а если бы случилось что-нибудь дурное, то он как-нибудь уж примирился бы с потерей трех бедняг на берегу. Мевев сверкнул глазами, искренне признал, что дело хреново, после чего попросил заместителя Китара принять командование эскадрой.

«У тебя хороший корабль, полная команда, и ты сидишь на борту, — сказал он, качая головой и поглядывая на море. — У меня под началом даже не пятнадцать человек. На борту — что я есть, что меня нет. Если что — делай как считаешь нужным. Моим скажу, что они должны подчиняться твоим приказам. И сигналам. Даже если меня не будет».

Из этого следовало, что если бы — предположим — потребовалось срочно сниматься с якоря, то «Труп» послушно ляжет на курс следом за каравеллой, оставив на берегу бесчувственную капитаншу в окружении бесчувственной команды. Все равно лучше, чем пойти на дно от рук какой-нибудь заблудившейся эскадры королевских или имперских. «Колыбель» не могла защитить «Гнилой труп» с остатками команды на борту. А молниеносно перевезти на шлюпках на корабль сто сорок пьяных возможно только в сказке. Значительно умнее было отвлечь врага от беззащитных товарищей на берегу.

К счастью, пока подобных проблем не предвиделось. Умная Риди выбрала действительно хорошее место: в мелкой, но обширной дуге, которую описывало дартанское побережье (ее трудно было назвать бухтой), на фоне леса, два парусника с голыми мачтами оставались невидимыми. Они ежедневно замечали какой-нибудь корабль прибрежного флота, шедший из одного небольшого дартанского порта в другой, но корабли эти двигались по прямой и были достаточно далеко, чтобы обнаружить «Колыбель» и «Труп». По крайней мере, на это надеялись их командиры, основываясь на собственном моряцком опыте.

Каждый день рано утром Мевев оставлял корабль и приказывал везти себя на берег, надеясь, что в борделе под открытым небом что-то наконец изменилось. Запас выпивки оставался еще солидный, но потребляли его все более неравномерно, и трудно было посчитать точно. Несколько дней дождей, увенчавшиеся короткой летней грозой (корабли не пострадали, надежно держась за дно), слегка подпортили веселье, но отнюдь его не прервали. Именно тогда водка начала убывать несколько быстрее. Было холоднее — значит, каждый мог выпить больше, прежде чем его развезет. Было сыро — каждый хотел уберечься от простуды. Гроза прошла, снова пригрело солнце. Шел пар от лесной подстилки, мха, шишек, иголок, размытой дождем блевотины и куч в кустах. Мухи не жужжали, а гудели. После дождя появилось много комаров.

От комаров, как известно, лучшее средство — водка.

Риди могла пить даже две недели. В среднем именно так и бывало, поэтому, похоже, ей должно было уже хватить — но кто знает? Тихий ни с кем не стал бы спорить.

Одна из корабельных девушек была беременна, и Риди, у которой уже вырос солидный живот, нашла в ней самую искреннюю подругу, а сверх того еще сестру, мать, тетку… Они сидели на земле возле пня срубленного дерева. Обнимая подругу рукой за шею, капитанша пыталась объяснить, что когда хорошо, то хорошо, а когда плохо — то плохо, а не хорошо-плохо или плохо. Она наклонилась, вытянув вперед руку, пока ей не удалось зацепиться пальцем за ручку кувшина с вином, и осторожно потащила его к себе по земле, следя, чтобы не опрокинулся. Другой рукой она все так же обнимала потную шею подруги, обдирая ее почти до крови. Девушка плакала, преданная и несчастная.

— Он дал мне… тогда такие… такие ленточки… — рыдала она. — Говорил: у нас будет дом… говорил… А я уже тогда зна… знала, что… знаешь? Я знала… что он… Сукин сын… Я знала.