— А что еще я могу придумать?
— Выйти, например, замуж.
— Прекрасно! Выскочить за кого-нибудь работягу, который каждый год будет делать мне по ребенку! Вы думаете, между ночными кормлениями грудных детей можно писать картины?
— Вам вовсе необязательно выходить замуж за работягу. Вы красивая женщина и могли бы выйти замуж за…
—… вашего сына, мой господин? — резко перебила его Лаура.
Сандро побледнел, во рту у него пересохло. Ее смех неприятно резанул ему слух.
— Ах, понимаю, я забыла, мы с ним из разных сословий!
Цинизм ее слов пронзил душу Кавалли и окончательно разрушил непорочность добродетели, которой он поторопился наделить Лауру. На память ему пришли слова Петрарки о том, что красота и добродетель редко сходятся вместе.
Лаура вскинула голову.
— Или вы предлагаете мне выйти замуж за какого-нибудь нахального купчика? Видеть меня замужем за своим сыном, насколько я поняла, вы бы не хотели!
— Патриций, который женится на простолюдинке, лишается почестей и места в Большом Совете.
— Боже упаси! Я и не собираюсь доставить вашему сыну подобное несчастье!
Кавалли схватил ее за плечи и заставил посмотреть ему в глаза.
— Для благородного человека это так же важно, как для вас живопись. Но ради своего благополучия вы способны перечеркнуть жизнь другому человеку?
Она поникла.
— Нет, конечно, нет!
Сандро опустил руку и отступил.
— Найдите себе какого-нибудь подходящего купца, Лаура! Но знатный человек, равно как и простой работяга — не для вас.
— Почему вы вмешиваетесь? Вам-то какое дело?
Ему захотелось крикнуть: «Потому что я хотел бы, чтобы вы стали моей!»
Отгоняя от себя прочь нелепое желание, Кавалли отвернулся от девушки.
— Меня это беспокоит, потому что… Сколько вам лет?
— Восемнадцать, но…
— Вы одного возраста с моей дочерью Адрианой. Вот почему у меня к вам возникло… такое покровительственное чувство.
— Напрасно! Я хорошо знаю, что делаю, и не нуждаюсь в вашем покровительстве.
— Вот как? Вы знаете обо всех опасностях, поджидающих вас на избранном пути? Что вы слышали об отвратительных болезнях, избежать которых удавалось редкой проститутке? А когда юность пройдет, что вы станете делать?
— Если вам это послужит утешением, то скажу, что не намерена заниматься проституцией всю жизнь. Я оставлю это занятие, когда обрету возможность целиком посвятить себя живописи, став членом Академии.
Сандро глянул на нее со злостью.
— Как можно быть художником, не имея самоуважения?
Лаура отшатнулась, словно ее обожгли слова Стража Ночи.
— Самоуважения у меня предостаточно, мой господин.
— Да? Ну и каково лежать на спине, пока какой-то незнакомец пользуется вами, как того пожелает?
— Пока еще не знаю.
Сандро захлестнула волна надежды.
— Значит, вы еще… еще…
— Посетители мадонны дель Рубия требуют только самых утонченных удовольствий. Прежде, чем я смогу развлекать мужчин, нужно многому научиться. Моя карьера проститутки начнется накануне великого поста. Мадонна всегда устраивает на Рождество грандиозный маскарад.
Боль и горечь разочарования постепенно отступили от Сандро. Может, у него есть время, чтобы отвратить опасность от девушки и научить ее бережно относится и к своему телу, и к душе, и еще у него должно найтись время понять, почему из-за нее он чувствует себя зеленым новичком, созерцающим первую в своей жизни крепость.
Глава 3
На следующий день Лаура все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Суровое лицо неумолимого мужчины с проницательными притворно-холодными глазами стояло перед мысленным взором. Будь он проклят, этот Сандро Кавалли! Какое он имеет право вмешиваться в ее жизнь и пытаться разрушить столь тщательно продуманный замысел! Ради искусства она готова на любые жертвы. Никакая цена не покажется ей слишком высокой.
Стараясь выбросить из головы воспоминания о вчерашнем разговоре, Лаура отправилась на прогулку. Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта и вставало над землей, освещая город, но облака затягивали небо.
В утренней дымке мягко светилась цветная мраморная облицовка собора Сан-Марко. Вдали суровые зубцы монастырской ограды стремились вверх в желании вонзиться в постепенно светлеющую глубину неба.
Лаура часто, гуляя по городу, заходила в церкви, на стенах которых могла видеть фрески, написанные известными в республике художниками. Подолгу всматривалась она в фигуры, изучая их и делая зарисовки, чтобы постичь правильность пропорций и научиться правдиво изображать человека. Однако никакие ухищрения не могли заменить то, что обычно делали художники-мужчины, но не было позволено ей — рисовать обнаженных натурщиков. Мужские фигуры Лауре по-прежнему не удавались.
Она брела по узким зловонным улочкам, вдоль каналов. По поверхности воды иногда текли струи разноцветных жидкостей, вылитых из красильных чанов. Черепичные кровли домов сходились в переулках так близко, что даже днем было темно. У входа в лавки висели пестро окрашенные образцы шерстяных тканей.