Страж. Полночь

Девушка вся покрылась холодным потом и теперь зябко ежилась под грязным сырым одеялом.

А из церкви уже несся высокий призывный голос Синтии;

— О Люцифер! Молим тебя принять в жертву это юное дитя в обмен на твое благословение и защиту. Благослови же нас на новые подвиги, которые мы вершим от твоего великого имени, и освяти сию кровь, которую мы нижайше предлагаем тебе, а потом будем пить, дабы слиться с тобой в едином причастии, о всемогущий Бог ада!

Нэнси никак не могла унять все усиливающуюся дрожь. Она сложила вместе ладони, сжав пальцы с такой силой, что те побелели, и в форме шпиля вознесла руки вверх, к небесам. Застыв в такой позе, девушка стала истово молиться:

— О Господи! Прости меня за то, что я посмела оскорбить тебя. Я каюсь во всех своих грехах, ибо страшусь навсегда потерять свою бессмертную душу и очутиться в аду. Но больше всего я каюсь в том, что…

— Да никакие твои молитвы уже не помогут! — выпалила вдруг Гвен. — Ты, оказывается, даже глупее, чем те, кто собрался там, внизу!

И тут им в уши ударил жуткий вопль, от которого кровь застыла в жилах у обеих девушек. Но крик не прекращался, а, наоборот, стал расти, набирать силу, делаясь все громче и отчаянней. И стены кабинета будто задрожали в ответ на этот адский вопль умирающей девушки. Гвен содрогнулась, поняв, что это кричит их недавняя подруга, юная Шарон. Наверное, для несчастной девушки было бы лучше так никогда и не прийти больше в себя, чем осознать перед смертью весь ужас происходящего с ней.

А Нэнси все не прекращала молиться, но теперь ей казалось, что ладони ее не вознесены к небесам, а плотно зажимают уши, отключив слух настолько, что душераздирающие вопли снизу больше не доходят до ее сознания.

— Я каюсь, что посмела оскорбить тебя, о мой Господь! Тебя, единственно заслуживающего любви…

Крики Шарон все продолжались, и Гвен не выдержала, начав в истерике биться о металлическую решетку клетки. Ей хотелось сейчас уменьшиться и исчезнуть, зарыться с головой в тряпье, но она была уже не в силах удержать себя на одном месте. Гвен сжимала руками голову, но крики не прекращались. Она не сомневалась, что если это продлиться еще хотя бы минуту, то она просто потеряет рассудок. Когда же, вконец обессилев, Гвен беспомощно опустила руки, до нее донесся торжествующий голос Синтии:

— О всемогущий Господь Сатана! Мы, твои скромные рабы, боготворим и славим тебя, и клянемся, что будем и впредь беспрекословно подчиняться воле твоей, верно служить тебе и исполнять все твои желания и приказы. Мы помним, что ты — наш создатель, наш благодетель, господин и хозяин. И вера наша несокрушима…

Тем временем пронзительные крики Шарон почти уже стихли.

Нэнси заговорила громче, стараясь утопить в своей молитве эту страшную клятву в верности Сатане, которая отчетливо доносилась снизу.

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…

Но вот крики Шарон почти совсем прекратились, и теперь Гвен слышала лишь протяжные мученические стоны, постепенно переходящие в предсмертный хрип. Очевидно, девушка уже сорвала себе голос и просто не мо ла больше кричать. Гвен, почти ничего не соображая, прижалась лбом к прутьям клетки, замотавшись в грязное одеяло. До нее никак не могло дойти, почему ни один из собравшихся там, внизу, не внял голосу разума, не сжалился и не стал хотя бы раз в жизни милосердным по отношению к такому же существу, как он сам… Что же за страшные люди собрались в этом мрачном поместье?! И вообще, люди ли они после этого? И как могло получиться, что в одном месте собралось сразу столько безнадежно больных, извращенных сумасшедших?..

Перед лицом такого страшного, вездесущего непобедимого зла молитвы Нэнси казались Гвен каким-то жалким и бессмысленным набором звуков, не способных что- либо изменить. А Синтия продолжала торжествовать:

— О Люцифер! Молим тебя благословить сию жертву как источник нашего святого причастия. И пусть же ее кровь вольет в нас новые силы и укрепит нашу веру в тебя. Аминь.

В церкви наступила полная тишина, которая показалась Гвен жуткой и неестественной. Длилась она целую вечность. А потом Шарон вскрикнула в последний раз, но ее жалкий молящий вопль сразу же оборвался, и до девушек донесся страшный булькающий звук. Все присутствующие на месте застонали в экстазе, а бульканье все продолжалось. Но вот стих и этот ужасный звук, и Под сводами церкви разнесся радостный крик, будто сотни людей одновременно испытали бурный оргазм.

— Боже мой! — зарыдала Гвен. — Они убили ее! Они же убили ее!! — Она бросилась на дно своей клетки и в отчаянии забила по нему кулаками.

Глава семнадцатая