Страж. Полночь

— Мисс, вы действительно плохо выглядите, — осторожно начал он. — Почему бы вам не вернуться в машину, а я отвезу вас к доктору, в больницу. — Он помолчал. — Вы слышите меня?

Она все слышала, но ничего не ответила. Терпение его кончилось, он хлопнул дверцей и рванул с места.

Элисон наблюдала, как скрывается в темноте такси, затем опустила глаза на свои дрожащие бескровные руки. Она двинулась вдоль по тротуару, то и дело моргая, словно у нее был нервный тик. По бетонным плитам несся коричневый бумажный пакет, гонимый порывами ветра с Гудзона. Шелудивая дворняга рылась в мусорном ящике; улица была безлюдна. Предназначенные к сносу, дома зияли пустыми окнами. Повсюду валялась сломанная мебель. Тут и там попадались рытвины. Стены украшали надписи на английском и испанском языках.

Элисон закашлялась и схватилась руками за голову, словно пытаясь унять кружение. Улица расплывалась перед глазами, становясь словно нереальной. Она напряженно щурилась, пытаясь обрести равновесие. Затем повернулась к старому зданию и прочла над входом надпись: ЦЕРКОВЬ НЕПОРОЧНОГО ЗАЧАТИЯ. Выбитые в камне крупные буквы полустерлись, их острые очертания округлились. Элисон увидела надпись краешком глаза еще в такси, когда изо всех сил старалась выпрямиться на сиденье — и та поразила ее. И сейчас какая-то необъяснимая сила заставляла ее сделать то, чего она не делала уже много лет. Подобное странное чувство она испытала, когда, повинуясь внутреннему приказу, зашла в отцовскую спальню и забрала распятие.

Войти в храм. Почему-то сейчас эта мысль не вызвала в ней протеста. Элисон поднялась по разбитым ступеням и очутилась во внешнем вестибюле церкви. Справа находилась мраморная чаша со святой водой, над ней — статуя Мадонны.

— О, Пречистая Дева, — бормотала она, устремив глаза вверх. Слова были странными, но произносила она их с восторгом, удивляясь, что за столько лет не позабыла. — О, Святая Дева Мария, заступись за нас грешных, сейчас и в час нашей смерти. Аминь.

Охваченная дрожью, она погрузила руку в святую воду, перекрестилась и вошла в двери церкви.

Пробежав почти весь коридор, Майкл, наконец, отыскал кабинет главного редактора.

— Вы поможете мне? — спросил он, закрывая за собой стеклянную дверь,

— Возможно, — ответил редактор.

Перегнувшись через свой захламленный стол, он включил настольную лампу.

Майкл сел и с наслаждением вытянул ноги. Он устал. Весь последний час он бродил по улицам и размышлял.

— Мне нужна кое-какая информация, — начал он. Достал из кармана десятидолларовую купюру и положил на стол.

Редактор надел очки и с выражением живого интереса посмотрел на деньги.

— О чем? — с любопытством спросил он.

— Три недели назад, в воскресенье, вы напечатали объявление о сдаче квартиры. Я хочу знать, кто поместил его. Сколько раз его публиковали. И мне нужна любая информация о Джоан Логан, агенте по сдаче жилых помещений.

Редактор протянул Майклу блокнот и ручку.

— Укажите адрес.

Майкл улыбнулся; возможно, здесь удастся кое-что разузнать. Он нацарапал адрес и положил блокнот обратно на стол. Редактор взглянул на листок, поднял очки на лоб, подвинул к себе телефон и набрал номер.

В церкви было пусто. Царила гробовая тишина. Кромешную тьму прорезал лишь свет крошечных свечек, горевших на небольших алтарях по обеим сторонам зала.

Элисон неуверенно брела по проходу между скамьями, затем преклонила колени, перекрестилась. Села на скамью, сжимая в руке распятие. Она огляделась. Что теперь? Что она должна делать? И зачем она здесь? В этом чужом месте. В мире, который покинула навсегда. Элисон сложила ладони и склонила голову. Вспомнит ли она слова? «Отче наш, царящий на небесах. Имя Твое священно». — Да, это они. Эти слова она повторяла ребенком миллионы раз. «Придет царствие Твое. Утвердится воля Твоя…» Тьма. Головокружение. Мигрень. Но от слов этих становилось так хорошо. — «…на земле и на небесах». — Элисон собиралась молиться и никакие Майклы ей тут не указ. Она возвращалась. Комната отца. Распятие. Теперь церковь. — «Дай нам хлеб наш насущный». — Она очень долго шла. — «И прости нам прегрешения наши, как мы прощаем врагам нашим». — Ей почти казалось, что ничего плохого и не было вовсе. — «Не введи нас во искушение, а сохрани нас от всякого зла. Аминь». — Элисон повторила молитву три раза.

Сжимая распятие во влажной руке, она поднялась со скамьи. Мягкий свет пылающих фитильков лился на нее. Она пошарила в кармане и вынула десятицентовик. Монетка была холодной; серебро вобрало в себя прохладу стылого ночного воздуха. Она бросила деньги в ящичек, взяла тоненькую свечку и, плача, поставила ее за упокой души своего отца. Но молиться за него не смогла. А стояла в каком-то оцепенении, уставившись на мерцающие огоньки.