Хотя пропавшими без вести занимались другие опера, из группы розыска, собирать материал по девочке Мухаммедов поручил именно ему, поскольку дело пахло похищением человека, если не хуже. Сейчас этот материал представлял собой несколько сколотых скрепкой листков, среди которых не было даже письменного заявления отца, только телефонограмма, зарегистрированная в журнале учёта информации. По идее, надо опросить всех возможных свидетелей, провести осмотр жилья пропавшей, и места, где её видели последний раз, стребовать с сотрудников, задействованных в розыске, рапорты с отражением результатов работы, составить и приобщить сюда планы, приказы, и прочее, прочее… Само собой, всему этому вместе с заявлением Ческидова требуется присвоить номер в КУЗ – «Книге учёта заявлений и сообщений о преступлениях», для чего пишется отдельный рапорт и составляется карточка. Ах да, ещё придётся выставить карточку на лицо, пропавшее без вести. Короче, сплошная бюрократия, от которой никуда не денешься. Не хочется даже думать о предстоящей писанине, способной под ворохом бумаг похоронить любые человеческие чувства.
Но всё это завтра, а пока спать…
– Да, я приду, – вяло отозвался Ческидов, продолжая сидеть, опустив плечи.
Он пришёл вовремя. Такой же подавленный, будто всю ночь просидел на злополучном стуле в ожидании дочери, которая так и не появилась. Манин завёл его в кабинет, продиктовал текст заявления и начал писать объяснение, изредка задавая уточняющие вопросы.
С раннего утра поиски Юли возобновились. Город и окрестности прочёсывали сотрудники всех подразделений от криминальной милиции до паспортно-визовой службы. Стараниями первого зама, взявшего на себя руководство розыскными мероприятиями, до наступления темноты не должен был остаться непроверенным ни единый метр городской территории. Особое внимание он требовал уделить заброшенным домам, чердакам и подвалам. А в первую очередь отправил людей на обход парка и прилегающей местности.
Манин исписал листок только наполовину, когда зазвонил телефон и голос дежурного произнёс:
– Нашли труп девочки под мостом. Ваш Абрек уже там, давай собирайся. Возьмёшь криминалиста, судмедэксперта и туда.
– Где именно? – уточнил Паша, поскольку в городе два моста: Большой и Малый.
– Под Большим. Выходи, машина ждёт.
Что ж, этого следовало ожидать. Большой мост располагался неподалёку от парка, который по широкой дуге огибала река. Если преступник повёл Юлю через парк и где-то там убил, проще всего избавиться от трупа, сбросив в воду. Течение должно унести тело подальше от места происшествия. Ищи потом, где оно. Повезло, что выплыла так быстро.
Положив трубку, Паша встретился глазами с Ческидовым. Тот смотрел выжидающе, но без какой-либо надежды. Похоже, был готов к тому, что дочери нет в живых, и почти смирился с этой мыслью. Но как сказать о страшной находке?
Манин почувствовал противный ком в горле. Нет, не может он в лоб заявить человеку, недавно пережившему потерю жены, что его единственная дочь тоже мертва, и он остался один-одинёшенек на всём белом свете. Не сейчас. После. И вообще, пусть узнает об этом от кого-нибудь другого.
– Мне надо… – предательский ком вызывал хрипоту, не давая нормально говорить. Манин прокашлялся. – Мне надо отлучиться. Вызывают… э-э… на происшествие. Вас опросит другой сотрудник. Сейчас я его приглашу. Посидите пока здесь.
И пулей выскочил из кабинета.
У Большого моста толпились милиционеры и зеваки. Первые, получив по рации команду «отбой» относительно поисков девочки, и узнав, где её нашли, потянулись посмотреть, кого они так тщательно разыскивали. Вторых влекло заурядное любопытство. Ещё бы, когда ещё увидишь толпу ментов в одном месте. Не иначе что-то произошло. Лишние «менты» тут же поплатились за чрезмерную любознательность тем, что были поставлены в оцепление с приказом посторонних к месту происшествия не допускать.
Что именно здесь убили девочку, Манин понял, как только спустился под мост. Стена бетонной подушки на берегу была перепачкана кровавыми пятнами. От неё следы крови вели вниз по насыпи к реке и дальше по льду к первой торчащей из воды опоре моста. В ней, между неплотно подогнанными друг к другу брёвнами, виднелась красная курточка, в которой ушла гулять Юля. На долю секунды показалось, что там только одежда, или просто Паша так сильно хотел в это верить. Но потом заметил безжизненно бледную кисть руки, выглядывающую из рукава, и неестественно вывернутую голову девочки. Везде, на берегу и на поверхности льда, один и тот же след армейского ботинка.
Вот, значит, как. Не бросал он её в реку, а сразу привёл сюда, тут убил и тут же спрятал, перетащив по льду к опоре. Очевидно, бил головой о бетонную стену, пока Юля не умерла. Эта догадка подтвердилась, когда труп девочки достали из-за брёвен. На черепе не осталась целой ни одна косточка. Сплошное желе. И ещё: тёплые штаны, колготки и трусики были спущены до самого низа и путались в ступнях.