Страж Разлома между Мирами

После пришло осознание: «А почему бы, собственно, и нет? Ему они вряд ли уже пригодятся. А я заодно, что уж там, подберу перстень». Это и стало девизом шестого дня.

На седьмой день я поняла, что спустится в ущелье и не сломать при этом себе шею я вряд ли сумею. В тоске и печали я провела ещё три дня. Немного отвлечься от грустных мыслей помогали книги в библиотеке профессора Марбрукса. Из них я узнала много нового! Освоила пару-тройку боевых заклинаний, несколько бытовых и одно, особо полезное о том, как справиться с прыщами.

Среди стопки книг я обнаружила небольшую, малоприметную тетрадь. Обложка её была потрепанная, что свидетельствовало о том, что покойный профессор часто ей пользовался. Но отчего-то прятал даже в собственном доме. Листая пожелтевшие страницы, с замусоленными краями, я окунулась в удивительный мир, что виделся маленькому мальчику Марику, как звала его мама. После познакомилась с ожесточившимся после её смерти молодым человеком, Марбруксом. И, наконец, окунулась в мир, полный невероятных, но порой ужасающих открытий профессора Лагмара, вдохновленного примером своего внезапно обретенного отца. Я держала в руках личный дневник человека, совершившего огромное количество открытий. И все они касались Темной природы Хвердов. Думаю, если я прочла до конца, то узнала бы и тайну создания медальона «Всеподчинения». Но, закрыв дневник, я спрятала его в самом укромном уголочке, который смогла отыскать в доме. Пусть медальон, кольцо или другой атрибут с названием «Всеподчинение» останется красивой легендой и мечтой многих горячих голов. Но точно знаю, что второго такого как профессор Лагмар не найдётся. Потому тайна будет надежно погребена под слоем свежевыпавшего снега. Как и я. Потому что на двенадцатый день заточения у меня началась предсмертная агония. И первыми её признаками были слуховые галлюцинации.

Я бесцельно блуждала по дому, понимая, что если остановлюсь, то просто замёрзну. В горах уже третий день мело. Ветер, завывая в печных трубах нагонял жуткий страх. От того, что свежий снег завалил крышу и забил трубу я не смогла растопить камин. Его, конечно, можно было бы растопить и магией. Но уровень моей бытовой магии был близок к нулю. А дрова, сложенные аккуратными рядами, были так же аккуратно засыпаны снегом до самого верха. Я честно пыталась вытащить хотя бы парочку поленьев. Но ничего кроме приличного куска снега за шиворот я не получила. Оттого решила не тратить драгоценное тепло дома и не открывать больше двери.

И вот. Теперь хожу вдоль стен, обходя дом по периметру. У меня даже появился любимый маршрут. Мне нравилось проходить вдоль стены на втором этаже, касаясь деревянных панелей. Казалось, что они ещё хранят тепло солнечных деньков. А вот внизу холод ощущался гораздо сильнее. И в какой-то из дней я решилась прервать свои мучения. Ясно же, что меня здесь никто не найдёт. Потому нет смысла продолжать это существование. А так, глядишь, тихо умру. Частичка души, непременно Светлая, полетит к безутешным родственникам. А потом я смогу, и Разлом пересечь. Найду Ника и стану его Светлым Хранителем. От жалости к самой себе у меня потекли слезы, что не успевали скатываться из глаз и превращались в льдинки. Потому, что было так холодно, что даже собрав все одеяла в доме и укутавшись в них с головой, я все равно ужасно мёрзла. Вот когда на меня навалилась сонливость, грозящая перерасти в вечный сон, я и услышала первую галлюцинацию. Будто тот, о ком я думала не переставая все это время, волшебным образом очутился здесь. Разум понимал, что капитан Хейвуд ни коим образом не может пересечь Разлом. Но даже если бы он его пересёк и попал в мой мир, то уж найти меня здесь, на севере Королевства, в горах, что не зря зовутся Одинокими, он точно не смог бы. Потому я и продолжала преспокойно лежать на кровати, укутавшись в бесчисленное количество одеял, пледов и для верности ещё и шервинским ковром, ворсом внутрь. Вот этот кокон и сыграл со мной злую шутку. Сквозь него прорывались странные звуки: стуки, шум, мужской обеспокоенный голос. К слуховым присоединились зрительные галлюцинации. Будто кто-то, очень похожий на Николаса Хейвуда, пытался достать меня из кокона. Но я всячески сопротивлялась своим болезненным фантазиям. Покрепче вцепившись в одеяла, не позволяла достать себя оттуда. Упрямая галлюцинация всячески сопротивлялась и не желала исчезать. Я бубнила про себя заговор «отгоняй-ка», вырывая из рук наглого видения краешек одеяла. В какой-то момент полегчало. Наваждение отступило. И я вновь погрузилась в дрёму, балансируя на грани сознания.