— Нет! — закричал граф, ощущая почти физическую боль, но видения продолжались.
Он увидел лесную лощину, заросшую белыми вьющимися побегами, которые часто росли на могилах. Черноволосая дочь рыбака вытащила серебряный талисман, призванный остановить сбежавших демонов. Но девочка погибла от меча собственного брата, а воины обратили силу талисмана против своих же сородичей. Женщина со светлыми волосами прошептала слова благодарности, но голос ее превратился в карканье ворон, пирующих среди мертвых тел.
Сквозь застилающие глаза слезы граф увидел мыс, исполосованный грязными потеками растаявшего льда. Группа измученных людей поджигала сложенные бревна, другие в это время кололи лед лопатами и мечами. Они надеялись освободить мага погоды, который, как говорили, был заперт в пещере в глубине скал. По легенде, только его могущество могло остановить кошмар, терзающий землю. Но там, где люди надеялись найти волшебника, они обнаружили только белеющие среди лохмотьев кости. Уставшие, отчаявшиеся, люди ушли, и тогда из расщелины в обледеневших скалах вырвался дрожащий свист и пронесся над морем, его повторило слабое эхо.
Светловолосая женщина рассмеялась.
Граф увидел, как человеческий род гибнет оттого, что нынешним жарким летом мальчишка из Морбрита был убит в башне святилища.
— Нет! Клянусь огнями Коридана, нет!
Граф открыл глаза, его горло все еще саднило от крика.
В комнату сквозь щели в ставнях пробивались яркие лучи. Дрожащий прорицатель скорчился на полу, тряся взлохмаченной седой головой. Но никакого окровавленного тела в комнате не было.
Граф закрыл лицо руками.
Смерть мальчика только привиделась ему. Но посланные ллонделем видения поселили в его душе глубокую уверенность в том, что на людской род надвигается страшная опасность. Глубоко задумавшись, граф не заметил появившихся в дверях людей в ярко-синих мантиях и вздрогнул, когда к нему обратился главный священник.
— Господин, теперь ничего не поделаешь. Вас будут судить за ересь!
Устало выругавшись, граф прислонился к стене. Он не ответил на обвинение, и прорицатель, в тревоге смотревший на графа, тоже смолчал.
Священник принял молчание за сожаление.
— Возможно, вас не сожгут за это преступление. Люди утверждают, что именно ваш кинжал нанес ллонделю смертельную рану. Если вы сможете доказать, что это вы убили демона, господин, наказание будет смягчено.
Стоявший в дверях лекарь добавил с мстительным удовлетворением:
— Джарик сбежал. Он украл вашу лошадь.
— Не надо его преследовать, — быстро отозвался граф. Он уставился в пол, лихорадочно соображая; Джарика ни в коем случае не должны были задержать! — Я сам подарил ему эту лошадь, — хриплым шепотом добавил он.
Граф не сопротивлялся, когда священники подняли его и сковали руки. Его беды казались ничтожными в сравнении с теми, что открыл ему ллондель в своих предсмертных видениях. Оказывается, судьба Морбрита была в руках маленького хилого подмастерья, который только и умел, что аккуратно писать.
— Защити его Кор! — пробормотал прорицатель, а священники, неправильно истолковав эти слова, склонили головы, усердно молясь за человека, которого только что арестовали.
6. БОЛЬШАЯ ГАЙРЕ
ШТОРМ, принесенный соколом Анскиере, долго бушевал на юго-востоке, но наконец утих, оставив после себя усеянное перистыми облаками небо и чистый после дождя воздух.
Эмиен проснулся холодным ясным утром на дне пинаса. Он приподнялся, чувствуя боль во всем теле после многодневной битвы со стихией, и вытер рукавом покрытое коркой засохшей соли лицо. С рукава капало — на дне пинаса скопилась вода. Суденышко неуклюже скользило по волнам, его незакрепленный румпель болтался, измученные гребцы спали на скамьях. Но двое из пассажиров лодки, казалось, не чувствовали усталости: Хеарвин и Татагрес сидели на корме и разговаривали.
Эмиен ухватился за планшир. Хотя он и был опытным рыбаком, его ладони давно покрылись волдырями от весел; теперь эти волдыри лопнули и кровоточили. Но юноша почти не чувствовал боли: жажда мести заглушала любую боль. Из всех находившихся на борту только Татагрес ненавидела Анскиере так же, как он, и колдунья дала ему обещание, что Страж штормов умрет. Вот почему он принес ей клятву верности, которую не нарушил бы ни один сын рыбака. Хотя Эмиена мучили усталость и голод, прежде всего он беспокоился о своей хозяйке.
Эмиен осторожно поднялся на ноги.
От жажды у него кружилась голова, к тому же пинас качало. Недовольный ходом суденышка, юноша внимательно осмотрел паруса, которые поставили после того, как утих шторм. Грот требовалось ослабить, а стаксель полоскался по ветру, так как фал был плохо закреплен. Эмиен начал поправлять оснастку.
Занимаясь привычной работой, он прислушивался к доносившимся с кормы голосам. Хеарвин и Татагрес явно спорили, и Эмиен замер, пытаясь разобрать слова.
— …Не сумела достичь своей цели, — резко проговорил Хеарвин. Он, как всегда, сидел, чопорно выпрямившись, и на фоне наполнившихся ветром парусов казался вырезанным из дерева изваянием. Ответа Татагрес Эмиен не расслышал, но ее жест был явно сердитым.