Стража Лопухастых островов

Тут грянули такие аплодисменты, раздались такие восторженные крики, что Генка на всякий случай прижал певца к груди. Казимир Гансович с забора прилетел на крыльцо и хлопал крыльями так, что Генкин апельсиновый костюмчик трепетал, будто флаг.

Когда шум стих, Генка погладил Ёжика по иголкам и сказал:

– Это не я, это он сам сочинил.

И снова раздались аплодисменты.

Среди зрителей были, правда, отдельные недоверчивые личности, которые говорили, что поет не Ёжик, а сам Репьёв. Мол, есть такое искусство – чревовещание, – когда человек может говорить и петь, не разжимая губ. Но большинство хорошо знало Ёжика и его способности. А про Генку знали, что он тоже очень способный, но не в чревовещании, а в стихах.

После Генки и Ёжика на сцене появилась Анна Львовна. Ига сразу понял: будет тот самый сюрприз с фокусником. И правда…

– Дорогие ребята! Гена и Ёжик выступили замечательно. А сейчас вас ждет встреча с настоящим артистом. Это очень талантливый демонстратор фокусов – а правильнее сказать, ил-лю-зи-о-нист – Чарли Афанасьевич Домби-Дорр и тов! Встречайте! – и она плавным жестом показала на школьную дверь. Дверь медленно, с многозначительным скрипом отворилась. На крыльце возник иллюзионист Домби-Дорритов.

3

Это был невысокий мужчина, похожий на музыканта. В черной фрачной паре, белой манишке и с белым же галстуком-бабочкой. Его черную прическу украшал спереди завитой хохолок. Ига подумал, что похоже на Хлестакова из телеспектакля «Ревизор». Но в общем-то артист производил приятное впечатление.

У него было улыбчатое лицо и быстрые красивые движения. Изящную фигуру иллюзиониста немного портили животик и другая часть тела, сзади. Они слегка выпирали под тугим фраком и брюками. Впрочем, это было не очень заметно.

Домби-Дорритов повел в воздухе ладонью, и в пальцах его оказалось нечто вроде черной тарелки. Тарелка щелкнула и превратилась в блестящую шляпу-цилиндр. Иллюзионист начал доставать из цилиндра пестрые воздушные шарики и отпускать в небо (все захлопали). Домби-Дорритов надел цилиндр и благодарно поулыбался. Дождался тишины. И начал неожиданно тонким голосом:

– То, что вы видели – это сущий пустяк. Такие фокусы показывают много веков подряд. Они незатейливы и просты в исполнении. А я вам сегодня продемонстрирую нечто совсем иное. Принципиально новое… Но сначала позвольте представиться. Вам, наверное, показалось несколько странным мое имя?

Два-три голоса вежливо отозвались, что да.

– Объясняется просто. Во всем виновата моя бабушка. Она очень любила писателя Диккенса и настояла, чтобы меня назвали в его честь, Чарльзом. Папа, Афанасий Иванович, сперва не соглашался, но бабушка.. О, надо было знать мою бабушку!.. Правда полное имя ко мне не привилось, все говорили «Чарли». Так я и во взрослую жизнь шагнул с именем Чарли. Будто знаменитый Чаплин… А фамилия моя – самая простая, Мишечкин. Артистический псевдоним Домби-Дорр и тов тоже в честь бабушки. Точнее, в честь Диккенса. В его романах есть персонажи – Торговец Домби и девушка Д о ррит (бабушка говорила «Дорр и т»). По-моему, звучит оригинально. А?

Народ деликатно пошумел, что да, неплохо.

– Благодарю вас!.. А сейчас – к делу!.. Почтеннейшая юная и взрослая публика! То, что я вам покажу, это уже не ловкость рук и не технические фокусы, а истинное научное чудо. Это результат моего открытия, связанного с изучением структуры межпространственного вакуума. Объяснять сущность этих крайне сложных физических явлений сейчас я не буду. По правде говоря, они и самому мне еще не всегда ясны. Однако эксперименты прошли на ура. И я готов первую публичную демонстрацию устроить перед вами. Вы – дети двадцать первого века и достойны быть свидетелями не дешевых балаганных фокусов, а настоящего проникновения в тайны мироздания….

Домби-Дорритов оглянулся на дверь и сделал приглашающий жест. Появился учитель труда Андрей Андреевич. Он вытащил за собой парту. Установил ее рядом с артистом. Затем вернулся в школу и вынес большущую коробку из-под телевизора. Поставил на парту.

– Душевно вам благодарен, – сказал Домби-Дорритов. Андрей Андреевич кивнул. Внимательные люди могли заметить, что кивок был суховат. А люди не только внимательные, но и кое-что знающие, легко объяснили себе такую суховатость.

Знающим людям было известно, что Андрей Андреевич неравнодушен к Анне Львовне. Но, во-первых, он был лет на десять старше, а во-вторых слишком скромен. К тому же, не очень-то красивый: слишком худой, с редкой рыжеватой бородкой и большим носом, на котором сидели круглые очки. Сквозь толстые линзы очков Андрей Андреевич поглядывал на Анну Львовну издалека и вздыхал. И то, что сейчас Анна Львовна смотрит на иллюзиониста с чересчур большим интересом и улыбчивостью, Андрею Андреевичу, конечно, было досадно.