Стража Лопухастых островов

Степка однажды спросила:

– Дядя Жора, эти ребята с фонтана, они теперь где?

– Какой я тебе «дядя»… А ребятишки эти, когда их тут порушили, разбежались кто куда, по двое, по трое… Живут в лопухах на окраинах. Четверых мы с Лебёдушкой уже нашли. Это Ванюшка, Настя, Катя и Бориска. Ну и других скоро сыщем. Услышат про нашу затею – сами прибегут. Ядвига Кшиштовна поможет на острове жилье соорудить…

– А может быть, Ядвига Кшиштовна разработает технологию, чтобы вы стали видимыми? – спросил Лапоть.

– А зачем? – удивился Жора. – Так нам гораздо удобнее. Можем путешествовать где хотим, никто не обращает внимания. Никому не мешаем и нам никто не мешает…

Услышав о путешествиях, Казимир Гансович вздохнул (по-гусиному, разумеется). Потому что с дальними перелетами у него дело не клеилось. Понимал, что до Африки не дотянуть.

– Ты, Казя, потерпи еще малость, одну зиму, – сказал гусю Жора. – Вот наладит наш невидимый народ жизнь на острове, а потом начнем путешествовать по белу свету. С будущей весны. Нам ведь в пути много не надо, была бы компания хорошая. И ты с нами. Мы по травке, ты по воздуху. Устанешь – присядешь мне на плечо… Чего тебе какие-то незнакомые гуси? А с нами ты подружишься обязательно…

Лапоть подтвердил Жорины слова:

– В самом деле, Казимир Гансович. С дикими гусями у вас может возникнуть психологическая несовместимость, а с ребятами вы всегда находите общий язык. Неважно, что они будут невидимые. Все равно лопухастые…

– Га?.. Ого-го… – отозвался Казимир.

– А мы – на ступе! – сказал Генка и бултыхнул ногами.

– Если разрешит Ядвига Кшиштовна, – охладил его энтузиазм разумный Соломинка.

В самом деле, Ядвига Кшиштовна разрешала ребятам летать на ступе не очень-то охотно.

– Пока раз в две недели, не чаще, – ответила она на их просьбы. – А дальше будет видно… – Судя по всему, она опасалась, что лопухастый экипаж посворачивает себе шеи. Спорить и упрашивать ребята не решались…

Но можно путешествовать и на «Репейном беркуте»! Пусть не так далеко, как Жора со своим невидимым народом, но все равно интересно! Власик, например, предлагал отправиться на поиски живущего в Плавнях дракона. Чтобы подружиться с ним и снять про него фильм. Теперь-то, с помощью стекол Ядвиги Кшиштовны, на видеопленке записывались все здешние чудеса. Власик наснимал уже множество всяких эпизодов с кнамами, квамами, книмами, чуками и прочими удивительными жителями здешних мест. И некоторые из них стали его приятелями. Это Власика (и его друзей тоже) радовало…

2

Но случалось, что Власик грустил. Не участвовал в обсуждении будущих плаваний и в разговорах, когда вспоминали приключения на Одиноком Петухе. Что поделаешь, письма от отца приходили редко. В грустные минуты Власик сидел молча, только болтал в воде ногами и тихонько насвистывал. Все смотрели на него с пониманием. Особенно Степка.

Степка порой тоже грустила.

А однажды она сказала такое… у Иги даже холодок по спине.

– Жора, – сказала Степка, – а как ты думаешь, нельзя ли превратиться в гипсовую девочку? Может быть, есть такое колдовство?

– Зачем тебе? – изумился Жора.

– Ну… потом кто-нибудь меня разбил бы… И я стала бы такой, как ребята с этого фонтана. И жила бы с вами… Забавно, да?

Невидимый Жора крякнул и ничего не сказал. И остальные молчали. Только Пузырь, кажется, что-то бормотнул под нос. Вроде как «ну, ты даешь…» Ига быстро глянул на Степку, опустил глаза и сильно заболтал в бассейновой воде ногой. В тишине вода громко бурлила. «А как же я?.. Эх ты, Степка…»

Потом они вместе шли домой, и Степка дергала подол уже изрядно потрепанного зеленого платьица с белыми загогулинами. И смотрела на свои пыльные, надетые на босу ногу сандалии. А Ига – на свои растоптанные кеды.

Наконец Степка подышала сквозь дырку от вырванного зуба и сказала.

– Ты обиделся…

– На что? Не выдумывай…

– Не притворяйся, ты обиделся. Когда я сказала, что хочу сделаться гипсовой.

«Больно надо мне обижаться на девчоночьи глупости», – хотел сказать Ига. И вдруг понял, что врать ни к чему.

– Да! Потому что… значит, тебе плохо с нами, со всеми? И… со мной…

Степка опять втянула воздух сквозь дырку от зуба.

– Ига, мне хорошо… пока день. А вот приду сейчас в тот дом. И будто в холод…

Ига поежился. Понял. И не знал, что сказать. Пнул попавшуюся на асфальте пивную пробку. Она взлетела и радостно сверкнула под фонарем, хотя радоваться было нечему.

– Что ли… так уж совсем худо?

– Дед молчит, бабка молчит. Скажет только: «Иди ешь, там на кухне картошка и молоко»… А потом лежишь под одеялом, а кругом совсем пусто. Даже кошки в доме нет, чтобы подошла и чтобы погладить…

«Сейчас заплачет», – испугался Ига. Степка не заплакала, выговорила шепотом:

– Забавно, да?

И это было еще хуже.

– Степка, а дед и бабка… неужели совсем тебя не любят?

– Не знаю. Наверно, им все равно…

– А они… чьи родители? Мамы или отца?

– Папины. Только они не хотели, чтобы он на маме женился. А когда он все-таки женился, дед сказал: «Ну, тогда пускай сын у вас будет, мой внук». А появилась я… Забавно, да?

– Ничего не забавно! Какая разница!