— Я за Степку, — вздохнул Соломинка и мельком взглянул на Игу.
Ига молчал. Не все ли равно? Сейчас Генка скажет: «Я за карту», и все будет решено.
Генчик почему-то встал (Ёжик откатился). Генчик одернул желтый костюмчик с вышитой на шортах крылатой лошадью по имени Пегас.
— Я… все-таки за Степку. Вот. Потому что Соломинка правильно сказал: сперва будто пообещали ей, а потом… И желание про карту может не исполниться, потому что мы отменим то, которое раньше, а это не честно…
Пузырь неуверенно проворчал:
— Почему нечестно? Мы же открыто голосуем. Ты подумай своей поэтической головой…
Лапоть сказал:
— Пузырь, когда голосуют, агитировать нельзя.
— Я и не агитирую, а просто… Ига, ты как?
Ига… он почему-то встал, как Генка. Одернул новенькую клетчатую рубашку (любимую футболку пришлось вчера кинуть в стиральную машину). Почесал правым кедом левую щиколотку.
— Я… я воздерживаюсь.
Все неловко молчали. Наконец Лапоть проговорил:
— Ига, так ведь нельзя. Получается напополам… Да ты не бойся.
«Но я не знаю… Я не боюсь, но я правда не знаю! Опять нужен выбор, а я не могу…»
— Ребята, знаете что?! Давайте жребий!
В самом деле, если человек не может выбрать, пусть решает судьба! Конечно, это не очень-то храбрый, но единственный выход.
Пузырь почему-то обрадовался:
— Давайте! У кого подходящая монетка есть?
— У меня… — Ига зашарил в кармане старых штанов. Там с давних пор лежала вместе с кнамьим шариком железная денежка — «Сто рублей»! Такие монеты отчеканили во время инфляции (когда деньги были очень дешевые), а потом отменили. Теперь такой сторублевик только и годился, чтобы играть в «орла-решку».
— Если орел, значит, карта. Если решка, то… наоборот, — сказал Ига. — Идет?
— Кидай, — решил Пузырь.
— Кидай ты, — Ига бросил ему монетку.
Пузырь ловко поймал. Поразглядывал сторублевик. Зачем подышал на него с двух сторон, вытер его о торчащее сквозь дыру колено… И швырнул далеко назад, через плечо.
— Не надо жребия, — хмуро сказал он. — Генка правильно сказал: будет нечестно, если мы… в общем надо загадывать для девчонки. А про остров будем узнавать по-другому.
Все молчали. Никто не спросил: «Как по-другому?», не такой был момент. А Ига вдруг увидел, что редкие веснушки Пузыря — золотистые, как Генкина рубашка. Пузырь глазами встретился с Игой. Поскреб мизинцем переносицу.
— Я твою денежку закинул. Не бойся, я найду…
— Да ну ее! Она мне ни к чему!
Лунное желание
Днем Ига навестил Степку. Она была уже ничего, бодрая. Обрадовалась Иге, но сказала, что гулять сегодня не пойдет: надо помогать бабке.
— А то она ворчит. Некому, говорит, дома прибраться да грядки полить…
Про вчерашнее они не вспоминали, как по уговору
— У меня сегодня тоже куча дел, — сказал Ига. — Я побегу. До завтра!
— А завтра пойдем к Валентинычу с кинопленкой! Да?
— Обязательно!
Дома Ига отпросился у родителей в гости к Пузырю, Соломинке и Лаптю.
— У них в сарае кают-компания оборудована! Мы будем там ночевать! Пить чай и рассказывать интересные истории.
Мама сперва сказала, конечно, что дело кончится пожаром, обрушением сарая или другой «интересной историей», которые случаются, если мальчишки остаются одни. Но папа Игу поддержал. Потому что в юном возрасте сам любил ночевать с друзьями во всяких «каютах» и «вигвамах». Мужскую солидарность мама преодолеть не смогла и пошла лепить статуэтку «зеленый квам с самоваром».
А Ига побежал на двор к Соломинке.
Там они вшестером (считая Ёжика) почти до полуночи вели беседы про скважину и остров Одинокий Петух (брат Соломинки слышал такое название, но координатов не знал), про всякие легенды о колдовстве, про Ядвигу Кшиштовну, которая в старые времена числилась местной бабой-ягой…
— Оказывается, она и с бабкой Настей была знакома! — вспомнил Ига. — Та говорит: «Шишковна»!
— А почему она здесь оказалась? Если она из Польши… — недовольно спросил Пузырь. — Своих баб-яг тут, что ли, не нашлось?
Соломинка объяснил (опять же со слов брата), что будто бы дед Ядвиги был польский повстанец и его при каком-то царе отправили сюда в ссылку. Со всем семейством. А Лапоть справедливо рассудил:
— В колдовстве государственные границы роли не играют. Каждая баба-яга ищет лес, где ей лучше…
Без четверти двенадцать двинулись в овраг. Полной темноты не было, ночи на границе мая и июня — светлые. В конце улицы не угасал бледный закат, на нем четко рисовалась старинная Спасская церковь с башнями, похожими на шахматные фигуры. Но все же вдоль заборов лежали синими пластами сумерки. Большая луна (не совсем, правда, круглая) уверенно желтела в сиреневом небе. Пахло сиренью и дымом — где-то жгли собранную в мусор прошлогоднюю траву.
Прохожих в переулках не было. Только встретился лохматый знакомый пес Бумсель, дружелюбно обнюхал корзинку с Ежиком, которую нес Генка, помахал репьистом хвостом и затрусил дальше.