Юле снял с шеи массивное ожерелье и надел на меня. Я с любопытством разглядывала подарок. Ожерелье было собрано из клыков и деревянных бусин с вырезанными на них колдовскими рунами.
— Если когда-нибудь нетореная тропа заведёт тебя в наш суровый край, сожми его в руке и позови — помощь придёт, пускай не от богов, но от людей уж точно.
— Надеюсь, что помощь мне больше не понадобится.
Хотелось спать. Усталость всей тяжестью навалилась на плечи, но тревожные мысли не позволяли успокоиться. Я спросила — ведь Юле казался таким мудрым, он обязательно должен был знать:
— Почему единоверцы называют нас убийцами?
Целитель неловко отвёл взгляд:
— Потому что идёт война, она повсюду, в каждую душу тернии запустила, а что после останется — никто не знает. Может, головешки, а может, и похуже что из тех терний прорастёт. И убивать уже будет каждый. Но если ты не хочешь, не надо. Спи.
Юле поднёс руку к зажжённой на тумбочке свече и пальцами потянул из неё пламя, пропуская сквозь себя. Огонь мелкой сетью выходил из другой его руки и окутывал меня пламенеющим покровом.
— Иногда раны прячутся настолько глубоко, что на теле их не увидеть. Они гноятся, вызывают лихорадку и никогда не зарастают до конца, разъедая тебя изнутри. Не отдавай душу на милость тлену — он убьёт её. Забудь боль, оставь лишь вопрос, на который надо отыскать ответ. Это поможет не сойти с ума.
Голос целителя убаюкивал не хуже зелья: тревога отступала, уходило в туман искажённое гневом лицо Лирия, перепачканный в крови балахон Айки и медвежий рёв. Тёплая безмятежность заполонила царивший в домике полумрак. И казалось, что сама мать Братьев-Ветров, прекрасная Белая Птица, поёт мне волшебную колыбельную.
Я проснулась, когда в прихожей хлопнула дверь, раздались шаги, зашелестела одежда, о чем-то едва слышно переговаривались. Юле рядом не оказалось. В комнате было темно, лишь головешки тлели в камине, подмигивая рыжеватыми всполохами. На пороге зажёгся огонёк свечного фонарика. В его неровном свете вырисовался стройный силуэт Вейаса, а потом и Петраса, шедшего следом.
— Чего не спишь? — удивился брат.
Я пожала плечами. Не говорить же ему, что они гремели, как табун бешеных лошадей, и весь сон разогнали.
— Где вы были?
Вейас потупился и перевёл взгляд на кузена. От них несло кровью, огнём и смертью. У моего брата этот запах смешивался со стыдливостью и едва заметным страхом, а вот Петрас, наоборот, был уверен в себе и спокоен. Но он медиум. Они всегда смердели кладбищем, и находиться рядом было немного жутко.
— В окрестностях объявилась шайка бунтовщиков. Простолюдины пожаловались, что те подстрекают их к восстанию. Нужно было разобраться, — нехотя сознался Вейас и отвернулся.
Я вздрогнула. Он же говорил о товарищах Лирия и Айки!
— Что произошло? — я схватила брата за руку, заставив смотреть в глаза.
Вейас покачивал головой из стороны в сторону, избегал моего взгляда и искал поддержки у Петраса. Кузен достал из ножен меч и принялся любовно стирать с него бурые пятна.
— Милость им оказали, — он обрисовал пальцами петлю вокруг шеи, свесил голову набок, закатил глаза и высунул язык.
Вейас неловко рассмеялся, получив от Петраса пинок в бок. Я отвернулась, пряча слезы:
— Среди них был темноволосый мужчина со шрамом на щеке?
— Да, предводитель их, совсем из ума выжил — на меня с топором бросился. А почему спрашиваешь? — Петрас развернул меня к себе. — Это он тебя обидел? Не бойся, я выпустил ему кишки.
Значит, Лирий мёртв. Они все мертвы. И Айка бы тоже умерла, даже если бы не встретилась со мной. Я тихо всхлипнула.
Влажные губы Петраса коснулись моего лба. Почему он не понимает, что сейчас не время? Почему не видит, что мне плохо и я хочу побыть одна?
— Оставь её! Идём, — Вейас потащил Петраса за руку на кухню, одарив меня понимающим взглядом.
Я снова задремала. Только под утро услышала, как заскрипели половицы. Вейас, один он так тихо красться умеет, пройдоха. Лёг рядом на одеяло и зашептал:
— Не спишь?
— Да как тут уснёшь, если тебя постоянно будят?
Его будто прорвало. Слова лились нескончаемым потоком, не все фразы удавалось разобрать.
— Я тоже не сплю. Не могу. Постоянно вспоминаю их лица. Не думал, что смерть — это так ужасно, особенно когда сам помогаешь затянуть петлю. Кузен сказал, что научит меня быть Сумеречником, сказал, что это проверка на смелость… Я думал, он покажет, как выслеживать демонов, заманивать их в ловушки, использовать дар, но эти бунтовщики… Кроме их сумасшедшего главаря, никто и не сопротивлялся. Они просто стояли на коленях и молились, пока мы одевали им на шеи удавки. Я все же слабак, раз не могу преодолеть жалость, да? Давай всё-таки вернёмся. Кого мы дурачим? Мне никогда не стать доблестным воином без страха и упрёка, а ты ещё одной такой ночи не выдержишь.
Я вгляделась в искажённое рассветными сумерками лицо, самое родное, но всё же способное удивлять. Вейас всегда выглядел уверенным — это я постоянно искала у него поддержки, а теперь он просил её у меня, со всеми моими страхами и сомнениями.
— Мы справимся. Я сильнее, чем кажусь. И ты тоже, — я переплела с ним пальцы.