Страждущий веры

Я кинулась перебирать вещи на кровати. В старых лохмотьях завалялся гребень.

— Подойдёт?

Петрас повертел мою находку в руках, снял тёмный волосок и поднёс к лицу, внимательно изучая.

— Вот это точно подойдёт, — кузен кивком велел, чтобы я села обратно на медвежью шкуру. — Давно она умерла?

Петрас поднёс волос к свече. Тот скукожился, издал не слишком приятный запах и истаял без остатка.

— Несколько дней назад. Думаешь, получится?

Без Вейаса страшно, словно я лишилась брони, защитника и смелости разом.

— Чем меньше срок, тем проще. А если она умерла не своей смертью, точно явится: они тогда плохо на том берегу приживаются, — кузен сложил руки на груди. — Главное, сиди смирно и не пугайся: это их заводит.

Я обняла себя за плечи. Уже жалела, что согласилась.

— Не бойся. Если что, я смогу тебя защитить, — он подмигнул. Чувствовалось, как ему хочется добавить: «Не то что твой братец-слабак!»

— Как её звали?

— Айка из Тегарпони, — собралась с духом я. — Она видела меня в мужском наряде и думала, что я парень. Боюсь, в платье она меня не узнает.

— Мёртвые не видят одежды, только душу.

Он вынул из рукава ритуальный кинжал с волнистым лезвием и полоснул себя по запястью. Янтарь набалдашника впитал кровь, потемнел и замерцал багровыми сполохами. Петрас выпрямился и ударил посохом в центр пентаграммы:

— Светом и тьмой заклинаю, духа с той стороны призываю, завесу пройди, плоть обрети!

Свечи мигнули и погасли. Даже угли в камине тлели не так ярко. На уши свинцовой тяжестью навалилась тишина. Стало зябко. Я сдавленно выдохнула — изо рта вырвались клубы пара. Мучительно долго ничего не происходило. Я устала сидеть смирно и уже решила, что не вышло, как стукнула об притвор дверь, заскрипели половицы. Захотелось передёрнуться, но Петрас положил руку мне на плечо и шикнул. Из самого тёмного угла, до которого не доставал свет камина, к нам двигался тускло-зелёный огонёк. Он разрастался, обретая чёткие очертания, пока не замер в центре пентаграммы. Мигнул, и на месте огонька показалась прозрачная фигурка той, что и при жизни была похожа на бестелесного духа. Вокруг её тонкой шеи обмоталась золотая нить, второй край которой был привязан к посоху кузена. Почти как у невольницы или у зверя на цепи.

— Только быстро, — Петрас подтолкнул меня к ней.

— Айка, пожалуйста, прости меня, — затараторила я, с трудом преодолевая наползающий липкой пеленой страх. — Я не хотела вам зла, не хотела, чтобы тебе отрубали руку и гнали отовсюду, не хотела, чтобы ты голодала, а твоих товарищей вешали в назидание остальным. Мне так жаль, что вы умерли. Как ты там?

Призрак склонил голову набок и посмотрел печальными, измученными глазами. Я снова глубоко вздохнула, выпустив изо рта кольца густого пара. Он оседал на лице, смешиваясь с каплями ледяного пота.

— Зачем ты тревожишь меня? — без интонации заговорила Айка. — Разве ты не знаешь, что пустые извинения никому не помогут?

— Знаю, но… — я поступала глупо и эгоистично, но слишком больно было терпеть: — Вина за ваши страдания не даёт мне покоя. Пожалуйста, ведь это ничего не стоит — лишь пару слов!

Зеленоватый отсвет от её фигуры полыхнул ярче. Золотая нить истончилась.

— Когда я спасла тебя, то думала, что на том берегу встречу брата и отца с мамой, но здесь холодно и пусто, — её голос усилился, но звучал всё так же неестественно глухо, без тени эмоции. — Мы скитаемся вдоль Сумеречной реки одинокими странниками, не узнаём друг друга, ни дотронуться, ни поговорить не можем. А река не течёт, не катит свои воды к перерождению. Мы заперты в её круге — ни назад, ни вперёд тронуться нельзя. Прозябаем. И будем прозябать вечность. Ты за это просишь прощения?

Могильный холод пробирался под кожу, и кровь стыла в жилах. Мысли шевелились едва-едва, уступая под гнётом ужаса.

— Прости…

— Перестань извиняться! — бесплотный голос взвился до крика и хлестнул по ушам.

Золотая нить оборвалась. Зелень полыхнула так, что я на мгновение ослепла, а когда вновь смогла видеть, призрачная фигура освободилась и неслась прямо на меня. Зависла в пяди от моего лица. Дохнула смрадным тленом. Колени задрожали. Сознание улепётывало из тела через пятки, далеко-далеко.

— Нам обещали, что он придёт и сделает мир лучше для всех, даже для мёртвых. Но его нет. Есть только твой бог, тот, что забился в нору и трясётся от страха и обид. Найди его и вытащи оттуда. Заставь стать нашим богом, милостивым и всесильным. Заставь спасти всех нас. Следуй за Северной звездой, ведь ты и есть…

— Я не понимаю, — пропищала я сиплым, опавшим голосом. — Я не…

— Ты божественный посланник! Почему ты ещё здесь, а не ищешь его?! — призрак с громким гулом прошёл сквозь меня.

Я ощутила боль и ужас Айки перед смертью, робкую надежду, что на другом берегу будет лучше, чем здесь, и разочарование от того, что ничего не сбылось, и разъедающую пустоту внутри, которая заставляет забывать всё хорошее, оставляя лишь горечь и ненависть. Ноги подкосились, руки дёргались и выкручивались, но я не понимала, зачем и как остановиться.