Страждущий веры

— Ну хорошо, только кто ж решится к ним ехать? — скрепя сердце согласился Грацек. — Они ж сами как демоны, даром что людьми притворяются.

— Я, я поеду и уговорю их. У меня получится, — вызвался Микаш.

— Угу, золотишко наше решил прикарманить, ух, голодранец! — не унималась баба Мила.

— Не нужно мне ваше золотишко. Я хочу семью защитить.

— Ну конечно, убогую сестрицу и мамашу, которая тебя как ломовую скотину использует. Ведь ты их так любишь, — язвила несносная женщина.

Микаш сжал кулаки, с трудом сдерживаясь, и процедил сквозь зубы:

— Мне хорошо с ними, я ни на что не жалуюсь!

— Пускай едет, раз сам вызвался. Может, и вправду, ему легче будет с ними сговориться, — поддержал его Ежи.

Они вернулись в село и обошли все дворы. Каждый выгребал все деньги, что были, Ежи дал в два раза больше, чем остальные. Лучшего скакуна выделил: длинноногого поджарого жеребца, на котором впору было господам ездить. Горели золотом крутые бока, тёмная грива шёлком стекала по мускулистой шее, раздувались тонкие ноздри, прядали по сторонам резные уши. Седло надели — эка невидаль. До этого Микаш только на голой спине зад в кровь сбивал.

— Горячий он. Справишься? — спросил Ежи напоследок. — Езжай по дороге всё время прямо. До заставы Сумеречников полтора дня пути, день, если быстро поскачешь. Как мост через Плавну проедешь, там на холмах она и будет — застава. Только сразу вертайся. Кто знает, сколько у моей Катаржиночки времени осталось?

Микаш сунул за пазуху кошель и запрыгнул на коня. Тот стремглав понёс его прочь от села. Не знал Микаш, что видит их живыми в последний раз, иначе бы обернулся. Иначе бы с матушкой простился…

Конь горячился, рвал поводья из рук, норовил то сбросить, то понести, но к концу успокоился. Даже мост бесстрашно перешёл. Полдень был по-осеннему яркий и ясный. Показались впереди мощные серые стены заставы на холме. У распахнутых ворот дежурили стражники в голубой форме. Завидев Микаша, они скрестили алебарды, перекрыв проход.

— Стой! Кто таков и по какому делу?

— Я Микаш из села Остенки. У нас завелись демоны. Еду предупредить господ Сумеречников.

Один из стражников обернулся к распахнутым воротам и позвал кого-то:

— Тут малец приехал. Говорит, нашествие. Отведёшь к капитану?

Из ворот выглянул усатый дядька и жестом поманил за собой. Микаш спешился и, привязав коня, направился следом за провожатым в ближайшую башню. Заглянули в трапезную, закопчённую, пропахшую едой и потом. Провожатый указал на восседавшего во главе длинного стола мужчину в богатом голубом плаще на меху. Капитану было лет тридцать на вид, сильный, но с неприятным надменным лицом и выдвинутой вперёд тяжёлой челюстью. Рядом сидели ещё несколько Сумеречников попроще, запивали запечённую дичь красным вином из серебряных кубков. Аж в животе заурчало при виде таких вкусностей.

— Кто это ещё? — недовольно спросил капитан, облизывая капающий с пальцев жир.

— Извините великодушно, — начал Микаш, не дожидаясь, пока его представят. — Я Микаш из села Остенки. На нас напали демоны. Свели трёх девушек и выпили всю кровь из наших овец. Мы просим защиты и помощи.

Капитан зашептался со своими товарищами.

— Вы не платили десятину. И теперь это не наше дело, — ответил он.

— Простите, в неурожайные годы платить было нечем. Но вот, мы собрали все, что нашлось, — Микаш положил перед ним кошель.

Капитан высыпал монеты себе на ладонь и рассмеялся:

— Малец, этого не хватит даже на то, чтобы мы выехали с заставы. Недосуг нам разбираться, какая блажь вам в кустах привиделась. Даже если и демоны, то от них толку больше, чем от вашей голытьбы. Проваливай! А тебе, — он обратился к провожатому Микаша, — двойной наряд вне очереди за то, что тревожишь меня из-за глупостей.

Провожатый потянул Микаша прочь, но тот вырвался и упал на колени:

— Прошу, умоляю! Наших женщин и детей некому защитить, у нас нет оружия, мы не умеем драться. Пожалейте их!

— Разве мы виноваты в вашей слабости? Уберите его, ну же!

Провожатый перехватил Микаша под мышки, но тот снова вырвался. Сощурил глаза, вспомнив, как заставил горевестницу забыть о своём предсказании и уйти из их дома. Если когда-нибудь и было более отчаянное положение, так это сейчас. Ничего он не хотел больше, чем заставить этого надменного Сумеречника передумать! Капитан покорно поднялся из-за стола и подошёл к Микашу. Тот замер, вглядываясь в беспощадные карие глаза. В щёку со всего размаху врезался кулак. Микаш рухнул на пол.

— Совсем нюх потерял, сучий сын?! Ты на кого со своим внушением полез? Думаешь, я такой слабак, чтобы не почувствовать?!

Носок сапога впился в живот. Ещё раз и ещё проносились вспышками боли по телу удары. Перед глазами потемнело, стало трудно дышать. Он только слышал уходящие вдаль голоса:

— Кто его подослал? Это чья-то шутка?

— Остановитесь! Вы его убьёте!

— Вышвырните эту мразь! А ты получишь десять плетей за то, что его сюда пустил!