Стражи

Поручик вышел следом за ним, пошел по пустому широкому коридору, служебного этикета ради отставая от начальства на полшага. Зимин шагал быстро, размашисто… и вдруг, повернув за угол, неожиданно остановился. Не держись Савельев чуть позади, мог бы и налететь на него.

— Эт-то что такое, судари мои? — осведомился Зимин не предвещавшим ничего доброго тоном.

Действительно, ничего подобного поручику прежде здесь наблюдать не приходилось…

На широкой лестничной площадке спиной к окну недлинной шеренгой стояли все до единого «завороженные», остававшиеся в расположении батальона. Все в форме, даже фон Шварц, Черников и Ляхов, которым велено было отдыхать. Старший по званию подполковник Чубарь располагался на правом фланге, на добрый шаг впереди остальных — как будто он принял некое командование.

Лица у всех выглядели примечательно — серьезные, важные, какие-то отрешенные. Все стояли навытяжку.

— Ну? — громко, раздраженно бросил Зимин. — Как это прикажете понимать?

Подполковник Чубарь четко развернулся «налево», звучно приставив ногу, потом двинулся к генералу едва ли не парадным шагом, словно на смотру. Остановившись, пройдя всю шеренгу, он застыл оловянным солдатиком. Произнес решительно:

— Ваше превосходительство! Офицеры, обсудив ситуацию, полагают, что прежние рутинные дела не столь уж и важны, и единодушно выражают желание…

— Отставить, — негромко сказал Зимин, и подполковник дисциплинированно умолк. Смерив его таким взглядом, что просто удивительно, как китель на Чубаре не задымился, генерал ледяным тоном продолжал: — Далее можете не излагать. Все единодушно выражают желание броситься на спасение грядущего, встать лицом к лицу с любым противником, незамедлительно вступить в сражение… Я правильно понял?

— Так точно, ваше превосходительство…

— Вы меня растрогали, право же, господа… — с деланным умилением протянул Зимин. — Прямо-таки герои древнегреческой мифологии… — И вдруг скомандовал: — Смирно!

Это было произнесено так, что и стоявший за его спиной Савельев невольно вытянулся в струнку. Воцарилось тяжелое молчание, располагавшиеся в отдалении караульные превратились в форменные статуи, хотя и до того казались даже не дышащими.

— Бог ты мой… — с ядовитой насмешкой продолжал Зимин. — Я уж и не говорю о том, что такое поведение противоречит любым воинским уставам… Устроили манифестацию, словно нигилисты и курсистки в синих очках.

— Ваше…

— Молчать! — отрезал Зимин, и подполковник едва не прикусил язык. — Это именно что манифестация, господа мои… Вы, стало быть, готовы в едином порыве выступить против супостата. Должно ли это означать, что вы не доверяете господину Савельеву, выбранному для особого поручения?

— Нет, ваше превосходительство, — решился Чубарь. — Господин поручик, несмотря на недолгое пребывание на службе, отлично себя зарекомендовал. Не в том суть… Нам просто кажется…

— …что если за дело возьмутся не один человек, а десять, победа будет одержана быстрее, эффектнее и проще? — понятливо подхватил генерал. — Ну да, судя по вашему лицу, что-то в таком роде…

Он обвел всех взглядом. Поручик видел только его спину и затылок, но со своего места смотрел, как неловко потупились стоявшие в шеренге.

— Конечно, такое поведение где-то и делает вам честь, господа, — продолжал генерал. — Право же, даже и неловко наказывать за столь благородное проявление высоких чувств. Однако вынужден встретить ваш романтический порыв ушатом ледяной воды. Я готов согласиться на всеобщую мобилизацию, самостоятельно объявленную вами столь необычным способом… При одном-единственном условии: если кто-то из вас незамедлительно объяснит мне, куда его следует направить, с кем сражаться, что делать… Ну, что же мы примолкли, господа мои? Слово чести: если только кто-то из вас внятно сформулирует все три ответа, он немедленно будет призван к исполнению задания… Итак?

Воцарилась неловкая тишина, поручик видел, как лица офицеров понемногу лишаются воодушевления и задора, становятся донельзя сконфуженными, виноватыми.

— Вот так-то, — спокойно сказал генерал. — Стыдно, господа! Взрослые люди, кадровые офицеры, за исключением прапорщика Самолетова — каковой, впрочем, тоже не напоминает неразумное дитятко. Ну, что же… Ваш демарш я оставлю без малейших последствий — не великодушия ради, а исключительно оттого, что заниматься этим некогда. В другой раз вам так уже не повезет… Прапорщик Самолетов, поручик Черников, капитан Буланин — вас попрошу задержаться. Всем прочим немедленно вернуться к исполнению своих прямых и неотложных служебных обязанностей. Разойтись!

Раздались тихие шаги, офицеры спускались по лестнице, стараясь не производить ни малейшего шума, словно бы крадучись. Трое поименованных остались стоять на прежнем месте. На их лицах понемногу загоралась надежда.

Несмотря на серьезность (да что там, трагизм, если называть вещи своими именами) ситуации, поручик не удержался от улыбки — очень уж комично выглядели сейчас сослуживцы, что греха таить.