Стражи

Она вздохнула. Это она умела делать. Могла вздохнуть за всю Ирландию. Сказала:

— Да я к этому уже привыкла.

Мне пришлось сесть.

Она спросила:

— Ты чего-нибудь ждешь?

— В смысле?

— Завтрака?

— Ну, я бы выпил чаю.

Пока она ставила чайник, я огляделся. Слева от нее заметил бутылку виски. Годится.

— Звонят в дверь, — соврал я.

— Что?

— Ну да, два звонка.

— Я не слышала.

— Ты в этот момент чайник наливала.

Она ушла. Я взял бутылку и сделал большой глоток. «Черт, какая дрянь, — подумал я. — Неужели кто-то покупает такое дерьмо?»

Теперь меня волновал вопрос: удержится ли виски в организме? На желудок оно подействовало, как соляная кислота. Постепенно начало утрясаться, я почувствовал тепло внутри.

Вернулась мать. На лице ясно читалось подозрение.

— Там никого нет.

— Да?

Она была похожа на охранника, который знает, что кто-то сбежал, но никак не поймет, кто именно.

Я встал:

— Пожалуй, не буду чай.

— Но чайник уже кипит.

— Мне пора.

— Ты все еще работаешь в… — Она не могла заставить себя закончить предложения.

Я ее выручил:

— Да.

— И расследуешь самоубийство молодой девушки?

— Откуда ты знаешь? А… святой отец.

— Да весь город в курсе. Хотя только один Бог знает, откуда у тебя время между запоями.

Я подошел к двери:

— Еще раз спасибо.

Она уперла руки в бока, готовая к нападению, и сказала:

— Странно было бы, если бы ты не мог прийти в свой собственный дом.

— Он никогда не был для меня домом.

Карма

Я шел по Колледж-роуд и думал, что мне не надо было так грубить ей. Когда-то я прочел, как один человек спросил:

Почему так выходит, что не важно, сколько я не видел семью, и какие бы несчастья за это время не произойти, они всегда могут ударить тебя по самому больному месту?

Ответ:

Потому что они сами решали, где будут эти места.

На Фэйр-Грин-стрит у меня закружилась голова, пришлось прислониться к стене. Две женщины обошли меня широким кругом, и одна возмутилась:

— Надо же, еще ведь и одиннадцати нет!

По лицу ручьями тек пот. Кто-то коснулся моего плеча. Мне было так плохо, что я не возражал бы, если бы меня вырубили. Кто-то произнес:

— Ты в плохом виде, друг мой.

Этот знакомый голос. Пэдриг, главный пьяница! Он взял меня за руку:

— Вон там есть скамейка, пойдем подальше от этой толпы, от которой можно сойти с ума. — Он повел меня к скамейке.

Я подумал, что если моя мать, как обычно, наблюдает за мной, то вряд ли она сильно удивится. Мы сели, и Пэдриг предложил:

— Глотни-ка этого лекарства.

Я посмотрел на коричневую бутылку, и он сказал:

— Разве может что-нибудь быть хуже того, что ты уже принял?

— Правильная мысль.

Я сделал глоток. Жидкость оказалась почти безвкусной. Я думал, он даст мне метиловый спирт. Он понял:

— Ты думал, это метиловый спирт?

Я кивнул.

— Это состав на всякий случай, я узнал его в британской армии.

— Ты служил в армии?

— Не знаю. Когда-нибудь я буду клясться, что до сих пор служу.

Мне уже становилось лучше.

— Смотри-ка, срабатывает, — обрадовался я.

— А ты как думал. Британцы понимают, как облегчить боль. Увы, они не всегда пони мают, где это требуется.

Я не слишком понял, что он имел в виду, поэтому промолчал. Он спросил:

— Развязал?

— Еще как.

— Из-за чего?

— Мой друг умер.

— А, прими мои соболезнования.

— Я пропустил его похороны и наверняка разругался с теми немногими друзьями, которые у меня еще остались.

Подошел полицейский, остановился и рявкнул:

— Двигайте отсюда, тут общественное место.

Пэдриг вскочил, прежде чем я успел ответить, и забормотал:

— Да, офицер, мы уходим.

Когда мы двинулись прочь, я сказал Пэ-Дригу:

— Выскочка и говнюк.

Пэдриг слегка улыбнулся и заметил:

— Есть в тебе задиристая жилка.

— Знаю я этих ребят. Сам когда-то был таким же.

— Говнюком?

Я невольно рассмеялся.

— Наверное. Но я действительно служил когда-то в полиции.

Он удивился, остановился и смерил меня взглядом:

— Вот никогда бы не подумал.

— Это было очень давно.

— Но некоторая тоска по тем временам еще ощущается. Может, снова туда вступишь?

— Вряд ли. Теперь туда берут кандидатов со степенью.

— Со степенью чего?

Мы уже дошли до верхнего конца площади. Алкаши, гужевавшиеся у туалетов, окликнули Пэдрига. Я спросил:

— Пока ты не ушел, могу я тебя кое о чем спросить?

— Валяй. Не обещаю, что скажу правду, но постараюсь быть убедительным.

— Ты веришь в карму?

Он приложил палец к губам, молчал целую вечность и наконец произнес:

— Каждому действию всегда есть равное противодействие… Да, я верю.

— Тогда я в глубокой жопе.

Творчество — вызов каждому

человеческому существу.

Будешь ты творить с благоговением

или с пренебрежением.

Гари Закав. «Недра души»

Домой я принес всего шесть банок пива. В магазине, торгующем без лицензии, хотел купить виски, но не тут-то было! Ничего не вышло. Лекарство Пэдрига все еще действовало, так что я улегся спать в более или менее приличном виде.