Страж обманул. Мотоцикл мчался по трассе с невероятной скоростью. И если встречный ветер лишь неприятно колол полуобнаженные руки парня, то, очевидно, Лёле пришлось гораздо тяжелее. По крайней мере, она с такой силой вцепилась в Марика, буквально вжавшись в его спину, что парень опасался, как бы с перепугу женщина не выкинула какой-нибудь финт, после которого можно было запросто потерять управление и очутиться в кювете с вполне вероятным летальным исходом. Однако, к счастью, Лёля, будто окаменев, до границы города не шевелилась. Сам же Марик сбавлять обороты никак не хотел. Чувствуя свою слабость перед одиночеством и Тьмой, которая его окружала, он, таким образом, вымещал свою злость на ни в чем не повинной проститутке.
— И это медленно? — с трудом произнесла Лёля, слезая с мотоцикла. — Да я чуть не обосралась от страху.
Марик взглянул на женщину. Шмыгая носом, она дрожала.
— Зато алкоголь выветрился, — констатировал страж.
— А ты отморозок, — заключила проститутка.
Марик не обратил внимания на слова попутчицы. Он раздумывал, не отвезти ли мотоцикл в гараж в квартале отсюда, но затем решил, что никто его стального коня не тронет, ибо угоны в крупных городах — вещь редчайшая уже лет как тридцать, если не больше.
Зайдя в подъезд, Марик и его спутница наткнулись на древнюю консьержку, сидящую за столиком с ноутбуком.
— Доброй ночи, Марк Леонидович, — сказала она, рассматривая Лёлю сквозь толстые линзы очков с завистливым неодобрением.
— Пипец, — прыснула смехом женщина, — Марк Леонидыч, бля…
— Тс — с-с, — страж слегка надавил указательным пальцем на губы проститутки, а затем обратился к консьержке:
— И вам доброй, Ксения Анатольевна.
Марик редко испытывал чувство жалости, но покинутая всеми старуха почему-то заставляла его сердце сжиматься. Возможно потому, что она была похожа на умирающую скаковую лошадь, которая когда-то каждые выходные мчалась по ипподрому на глазах у сотен тысяч зрителей. Она получала свою порцию любви и ненависти, в зависимости от сыгранных или проигранных ставок. Она жила чужой злостью и обожанием. Она любила страсти, которые ее питали и давали новые силы бежать. Но золотое время соловой скакуньи ушло безвозвратно, на ипподроме теперь красовались новые кони, на которых делали очередные ставки забывчивые зеваки, а старую кобылу отправили в вольер сидеть за маленьким столиком и провожать завистливым взглядом пышущие здоровьем молодые тела.
Марик не стал вызывать лифт, а поднялся на третий этаж по лестнице. Когда он открыл дверь, автоматически включился свет в прихожей, и киберкон торжественно произнес:
— Приветствую вас, Марк Леонидович!
Лёля тихо засмеялась, а страж прошел в гостиную, где находилась панель управления.
— Марк Леонидович, вам одно… два… три сообщения…
Киберкон не успел договорить, поскольку Верзер отключил его, а также убавил вручную слишком яркий свет в коридоре.
— Вечно глючит, сволочь, — сказал он, вернувшись в прихожую.
— Раз, два, три, — попыталась скопировать голос киберкона женщина. В полутьме она преобразилась, стала другой. От пьяной хабалки будто не осталось и следа. Лёля превратилась в сексапильную хищницу с острым взглядом и не менее острыми белыми зубками. Вот только все впечатление портил легкий запах перегара.
Женщина засмеялась, тряхнув золотистой копной волос, а затем неожиданно впилась Марику в губы.
Страж неохотно отозвался на поцелуй.
— Раз, два, три, — повторила Лёля, запустив холодные руки под майку парню, — меня ты отдери…
Марик вдруг ощутил, как волосы на его голове зашевелились. Он ненавидел считалки с самого детства. И на то были свои причины.
— Три, четыре, пять, отдери опять, — прошептала возле самого уха Лёля и куснула стража за мочку.
— Перестань, — тихо сказал Марик, — не нужно…
— Пять, шесть, семь, с тебя слижу я крем, — Лёля уколола когтями спину парня.
Страж, стиснув зубы, закрыл глаза. Это женщина и есть Тьма. Он боялся остаться в одиночестве, бежал от черных воспоминаний, но, оказывается, сам же и привел их в свой дом.
— Семь, восемь, девять…
— Хватит! — Марик грубо отдернул от себя Лёлю.
Однако женщина лишь улыбнулась и прошептала:
— А ты жесткий. Я люблю жестко. Если бы ты знал, как я устала от всех этих импотентов и извращенцев. Я хочу жестко, — и снова прильнула к нему, — хочу жестко туда, куда захочешь ты…
Марик ощущал всем телом, что Тьма уже окружила его, и непрестанно давит, дышит замогильным Ужасом, исходящим от стен, от потолка, от двери, от женщины. Теперь страж знал, что этот потусторонний кошмар не остановить и не рассеять даже сверхмощными прожекторами. Поздно. Зло уже здесь…
Но самое жуткое заключалось в том, что Лёля не способна была постигнуть происходящее. Она превратилась в орудие Тьмы, не сознавая этого. И Марик не мог допустить такой ситуации, при которой случайная шлюха вдруг поняла бы, что парень боится.
— Ну не хочешь по — русски, — нашептывала Лёля, — давай по — французски, как в школе: ун, дё, труа…
Страж схватил женщину за плечи и с силой оттолкнул от себя, отчего она гулко ударилась об входную дверь. В глазах проститутки теперь появился страх.