На Дюрана вдруг смотрел суровый пронзительный взгляд, из-под наехавших надбровных дуг, затем магистр как бы встрепенулся, глаза его блеснули расположением, он выпрямился и изрёк звенящим голосом:
— Эти события дискретны, я не вижу связей, но чувствую, что они есть. Мне и вправду нужно с этим разобраться.
— Что требуется от меня? — вежливо спросил Дюран, чтобы не нарушить хрупкое психологическое равновесие василевса.
— Ожидать. Но лучше вне этого дома. Здесь, недалеко есть охотничья избушка.
Дюран вернулся к вечеру, на закате. Стром изменился: оделся в походную одежду, будто решив покинуть своё убежище. Лицо его сияло загадкой, хотя и не предвещало чего-то катастрофического.
— Вести не самые обнадёживающие, — донёс ясновидец, бросая взгляды на Дюрана, как жрец на послушника. — Вольфганг Мессинг оставил свои дневники, где, как мы считаем, содержатся пророчества относительно судьбы нашего Отечества. Они засекречены и хранятся в архивах ГБ. Он предостерёг не тревожить останки вождей, до определённого момента, но и не реанимировать их как символы.
— Откуда вам это известно? Вы же не могли читать его пророчеств.
Стром неприязненно взглянул на собеседника.
— Я с ним имею духовную связь, — строгим тоном ответил он.
— Но Хрущёв не побоялся вынести Сталина из мавзолея? — осмелился возразить Дюран.
— И коммунистическая эпоха продолжалась ещё долго.
Дюран вдруг сник, поскольку рассуждения Строма звучали банальностью, пересказанной бесконечное количество раз.
— Ко мне обращались за советом доверенные лица одного российского президента, — продолжил Стром в ответ на настроение гостя. — На счёт выноса тела Ленина из мавзолея. Мой ответ давно был готов: кремировать тела обоих тиранов и развеять пепел подальше от берегов страны. Пусть их дух унесётся вместе с прахом. Можно было это сделать в тайне, чтобы не раздразнить их апологетов, которых предостаточно в стране. Но той власти я не посоветовал этого делать, из-за её нерешительности в этом вопросе. А нынешняя власть даже не задаётся этим вопросом.
— Если Спирин опасный фанатик, его можно нейтрализовать, — заключил Дюран.
— Не уверен, что это изменит ситуацию. Здесь задействованы влиятельные силы, и на Западе и на Востоке. Мир разрушается. Нас ожидает цепочка локальных войн.
— Но это общеизвестные прогнозы, — вяло отметил Дюран.
— Прогнозы иногда сбываются, — спокойно ответил Стром. — Нет ничего реальнее, чем банальность.
Некоторое время он молчал.
— Я увидел картину, — вдруг очнулся он. — Взрыв произойдёт в Пакистане. Я слышал неизвестные голоса на английском, обсуждавшие этот план. Пакистан ответит ударом возмездия по Ирану. Исламисты проведут теракт в Европе, в отместку за провокацию войны в мусульманском мире. Мир радикализируется, в России и Китае укрепятся авторитарные режимы. Гонка вооружений при экономической слабости будет накапливать потенциал разрушения в России. Более хитрый Китай поглотит часть опустошённых территорий.
Стром объяснял размеренно, в приподнятом тоне, будто произносил спич.
— Но Россия ядерная держава? — недоверчиво вставил Дюран, не поддаваясь влиянию всё той же банальности, облачённой в апломб пророчества.
— Китай тоже. На взаимное уничтожение никто не пойдёт. Российская элита расколется, её раскупят Европа и тот же Китай.
Стром замолчал. Казалось, он потерял вдруг дар речи. Но неудовлетворённое любопытство Дюрана было таково, что он мог потревожить покой и самого Папы Римского.
— Предположим. И мы никак не можем повлиять?
Провидец оживился.
— Я вам ещё не всё рассказал. Я видел, как этот Спирин превращается в череп, с горящими глазницами. Он мертвец, несущий смерть, — пробормотал он.
— Он давно убийца.
— Это в прошлом, а я говорю, что он ещё заберёт жизни. Что делать, я не знаю, решайте сами, — устало проговорил Стром.
— Но я могу с вами поддерживать связь?
— Куда же я от вас денусь?
Дюран готов был покинуть келью ясновидца, но Стром вдруг произнёс тихо, хотя его голос будто прогремел в затаившемся пространстве.
— У меня ещё есть, что вам сказать. Это уже касается лично вас.
Дюран не был робкого десятка и давно свыкся с негативными пророчествами относительно своей судьбы, так что опасливые слова магистра не привели его в замешательство.
— Я слушаю, — взгляд его блеснул снисходительным любопытством.
— Послание не из приятных, но не утверждаю, что оно обязательно должно быть роковым.
— Господин магистр, не успокаивайте меня.
— Пророчество — это предостережение от наихудшего, которого можно избежать, — изрёк Стром. — Я увидел, что вы связаны с нефтью. Но не буду пересказывать то, что вы и сами знаете. Мне привиделся тонущий корабль или остров, и ваш светящийся лик на фоне багрового заката. Как это интерпретировать — точно не знаю. Гибель у меня имеет определённые знаки. Вы или войдёте в историю, или бесследно исчезните. Будьте осторожны.
Стром смотрел на собеседника прояснёнными беспристрастными глазами.
— Словом, или пан, или пропал, — с долей лукавого облегчения ответил Дюран. — Благодарю вас, магистр. Хотя, я в историю уже вошёл, как любой из самых богатых людей мира.