Стражи полуночи

Марк в недоумении уставился на нее. Здесь, в мрачной тюремной камере, эта девочка, недавно потерявшая самого близкого человека, говорила о прощении. Марк уже открыл рот, собираясь сказать, что порой простить невозможно. Но выражение лица Бенедикты не оставляло сомнений в искренности ее слов. В ее золотисто-карих глазах притаилась печаль, но не было ни горечи, ни вражды, ни злобы.

— Тот, кто не умеет прощать, порождает лишь новую боль, — эхом повторил Марк и, к своему великому удивлению, ощутил, что слова исходят из глубин его души.

Бенедикта просияла улыбкой, и Марк невольно улыбнулся в ответ. В следующее мгновение он пробормотал, смущенно потупившись:

— Я… я очень признателен тебе за все, но ты больше не обязана приходить. И Лили тоже. Я знаю, у нее много дел…

— Если ты думаешь, что дела помешают ей навестить давнего друга, ты совсем ее не знаешь, — заявила Бенедикта, поднимаясь на ноги.

Марк кивнул. Он чувствовал, что судьба его неразрывно переплетена с судьбой Лили, и дорогам, по которым они идут, суждено постоянно пересекаться.

— Не представляю, как вам удалось меня найти, — пробормотал он. — Откуда вы узнали, что со мной случилось?

— Мы понятия не имели, что ты арестован, — сказала Бенедикта, прислонившись к прутьям решетки, за которой угадывалась тень тюремщика. — Выяснили это только три дня назад. Ты тогда был уже болен.

Бенедикта пересекла камеру и остановилась у окна, сквозь которое проникали лучи полуденного солнца.

— Нам помогло простое совпадение. Я пришла навестить друга, который здесь работает. И на лестнице столкнулась с мистером Снутвортом.

Бенедикта помолчала, теребя в пальцах край фартука.

— Не знаю, известно тебе или нет, но сегодня утром он женился на мисс Черубине. — Бенедикта сочувственно вздохнула, потом слегка улыбнулась. — Мистер Снутворт хотел, чтобы свадебные торжества организовал мой брат. Но Лод отказался наотрез, — с гордостью сообщила она. — Ты же знаешь, он не работает на кого попало.

Марк, сидевший спиной к двери, услыхал громкий скрежет и шарканье шагов. Он догадался, что в камеру вошел тюремщик, и, не поворачиваясь, злобно процедил:

— Не могли бы вы оставить нас в покое?

Ответа не последовало.

— Марк… — тихо сказала Бенедикта. — Это как раз тот друг, о котором я тебе рассказывала.

— Тюремщик? — недоверчиво переспросил Марк. — Но как среди твоих друзей мог оказаться тюремщик?

— В нашем Доме милосердия находят приют самые разные люди, Марк, — заметила Бенедикта, не сводя глаз с вошедшего. — Некоторым негде переночевать. Другим необходимы пища или медицинская помощь. Есть и такие, кому нужнее всего человеческое участие и внимание. Порой нам удается подыскать людям новую работу, и они перестают быть несостоятельными должниками. — Помолчав несколько секунд, Бенедикта заговорила вновь, осторожно подбирая каждое слово: — Этот человек прежде был рыбаком.

Марк почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Сердце его билось так громко, что заглушало все прочие звуки. Он судорожно пытался припомнить, как выглядит тюремщик. Но в коридоре всегда стоял полумрак, к тому же у Марка ни разу не возникло желания взглянуть в лицо своего стража.

Он медленно повернулся.

Теперь тюремщик был ярко освещен солнечными лучами, падающими из окна. За два года жизненные тяготы и испытания состарили его сильнее, чем это можно было ожидать. Тем не менее Марк узнал его, едва заглянув ему в глаза.

— Отец…

— Сын.

Марк встал, охваченный мучительным смущением. В детстве ему казалось, что отец высокого роста. Теперь выяснилось, что это не так.

— Ты… ты продал меня, — произнес Марк напряженным невыразительным голосом.

— Я надеялся, что ты выживешь. Доктор показался мне славным человеком. И он обещал о тебе заботиться, — тихо откликнулся отец. — Сам я едва таскал ноги и не сомневался, что в самом скором времени сыграю в ящик. Бросать тебя на произвол судьбы мне, сам понимаешь, не хотелось. А когда я увидел, как высоко ты взлетел… — Отец восхищенно всплеснул руками. — Я понял, что мне лучше держать рот на замке. Кому понравится, когда в его счастливую жизнь врывается какой-то старый бродяга?

Марк сделал шаг к отцу. Лицо его оставалось каменным, но в душе бушевала настоящая буря. Он не знал, что сказать. Не знал, как поступить.

До него донесся шелест платья. Бенедикта подбежала к ним, схватила одной рукой руку сына, другой — руку отца, мягко соединила их и отступила в сторону.

Марк сжал грубую, шершавую ладонь. Ощущать ее живое тепло было так приятно. Он сжимал руку отца крепче и крепче. Перед глазами у него все расплывалось из-за выступивших слез. А потом отец притянул его к себе.

Слезы, которые Марк тщетно пытался сдержать, хлынули из глаз ручьями. Плечи его сотрясались от рыданий, но он больше не стыдился этого. Он чувствовал, как вместе со слезами выходит горечь, так долго разъедавшая его душу.

Он чувствовал, как надежны объятия отца.

Впервые за много лет он чувствовал себя совершенно счастливым.

24 Директор