Стрекоза

– Я должна пойти на его концерт, я должна его опять увидеть,– услышала Алка в ответ.

Она не узнавала подругу, но решила перейти к делу.

– Тебе надо заняться гардеробом,– заявила она Ирке.

– Да! Но как! Сегодня же! Ведь завтра я иду на концерт, а у меня ничегошеньки нет.

– Нет – так будет. Так-так, твой стиль – интеллигентная московская девушка.

– Кто бы сомневался, но сейчас лето, надо что-нибудь светлое, яркое…

– Нет-нет, это позже, а завтра концерт. Он играет, ты соответствуешь, понимаешь? Строгость, стиль, загадка.

– Где все это взять?

– Деньги есть?

– Двести рэ.

Алка присвистнула: « Откуда?»

– Сэкономила.

– Тогда пойдем к Рожковой.

В Москве была известная спекулянтка, жена специалиста, работающего в основном в капстранах. Алка знала ее через родителей. Спекулянтка ломила немыслимые деньги, но Алка знала, что из уважения к ее родителям, Рожкова не станет девчонкам выкручивать руки.

Рожкова действительно выкручивать руки не собиралась, но и шикарного ничего показывать не стала. Зачем? Она же не меценат?

Из небольшой кучки импортных вещей Алка вытащила коричневое платье без рукавов и окинула взглядом Ирку, как будто видела ее впервые. Лицо волевое, черты определенные, но овал не то круглый, не то угловатый. Фигура близка к прямоугольной, ноги неровные. Но это только если внимательно рассматривать, а так, с ее внешностью, конечно, на подиум не пригласят, но жить можно.

Ирку коричневый цвет не вдохновлял, но она все-таки натянула платье. Платье было сшито конусом, вершиной вниз. Свободное наверху оно точно касалось бедер, спускалось по ногам и сужалось ниже колен. Сзади разрезик. К тому же цвет точно совпадал с цветом волос.

– Сшито как для меня,– констатировала Ирка.

– Есть коричневые босоножки. – Голосом продавщицы проскрипела Рожкова. Несмотря на то, что Рожкова по профессии имела отношение к искусству, интеллигентной ее назвать было нельзя. Торговля существенно была ей ближе.

– Будьте добры… – попросила Алка.

Босоножки замшевые, все в ремешках, на каблуках. Ирка надела.

– Соня Рикель!-Заключила Алка. – Подними волосы.

Ирка подняла.

– Шанель! Будем делать « Бабетту», хотя нет, это – слишком. Небрежно заколем большой заколкой.

– Платье и босоножки – сто, заколка – двадцать пять.– Объявила Рожкова.

Ирка оглянулась на Алку. Дело в том, что на двадцать пять рублей можно было поужинать в ресторане с сухим вином, горячими и холодными закусками, с кофе и мороженым впятером.

Рожкова внесла несколько заколок. Алка выбрала большую, ассиметричную, в виде модерновой пряжки.

– Дарю за поступление в институт.– Сказала она Ирке.

Остальные сто рублей Алка заставила потратить на джинсы. Шел 72 -ой год, в Москве в джинсах ходили единицы, и то только в центре – « в центрах», как тогда говорили. Ирка не могла решиться сумму, превышающую мамин аванс, выложить за одни штаны! Штаны фирмы Ли сидели идеально, и, что немаловажно, здорово стройнили Ирку. В них она казалась модней и круче, хотя тогда так не говорили.

– Ты посмотри, – шипела Алка, – смотри, какая ты стала! Видишь? Ноги кажутся длиннее!

– Да-а, – удивлялась Ирка, – вот это да-а!

– Это же джинсы, да еще Ли! Все обращать внимание будут теперь.

– Брать? Господи, как дорого!

–Дорого? – вмешалась Рожкова. Вам повезло еще. Их можно продать и за двести. Просто срочно нужны деньги.

– Если не возьмешь, я сама тебе их куплю.

– Ну нет, не надо сама. Давай возьмем.

Дома Ирка мерила обновочки еще несколько раз. К платью и босоножкам она добавила мамину сумочку и ее же, вернее еще бабушкины золотые часики. На следующий день, именно в таком виде она отправилась на концерт. Шла не спеша и на этот раз, потому что в такой одежде и аксессуарах нельзя быть суетливой. В Ирке электрически включилось достоинство, ведь на нее оглядывались даже женщины.

Володя играл в Большом зале Московской консерватории последним, его поставили в конец, как самое яркое ожидаемое выступление.

Московская консерваторская публика – это уши, и не просто уши, а профессиональные, натренированные годами уши. Их ничем не проведешь. Они требуют совершенства, школы, профессионализма, личности, таланта. Эти уши наслушались столько музыки, и в чужом и в своем исполнении, что знают не только каждую ноту, но и точку над ней, и паузу после нее, и нюанс, написанный в тексте. Уши помнят, как эту или другую пьесу исполнял этот, и десять лет назад играл тот, и почему молодой лауреат играл лучше народного артиста… Играть этим ушам страшно, но и весь смысл занятий музыканта – играть этим ушам. Только им ты сдаешь экзамен, только здесь ты знаешь себе цену.

Горянский экзамен сдал. Ему устроили овацию.

Счастье и пот из-под челки, гордость и благодарность публике – самое первое состояние после концентрации внимания и крайней ответственности на сцене, а дальше Володя вдруг остался один. Он вышел из душного зала на летний ветер, а душевный подъем, который наполнял его, как кислород воздушный шар, не с кем было разделить – город пока был ему чужим.

Тут к нему приблизилась девушка, он вспомнил ее – вчера она была у Педагога.