Стрекоза для покойника (СИ)

Из ванной девушка выходила взбодрившейся, потягивала носом - с кухни пахло жарившейся яичницей. Михал Кондратьич Бабайка что-то напевал в унисон шипевшим на сковородке яйцам, гремел посудой. Интересно, как он, коротыш, доставал до буфета, плиты и стола? Она собралась было направиться на кухню, посмотреть на этакое диво, как вдруг будто кто-то дунул в ухо. Голос был не слышим, не осознаваем, однако это был голос, о чем-то просивший, куда-то зовущий…

Лука развернулась, толкнула дверь в другую комнату и обнаружила ее почти пустой. В углу стояла кровать, в другом - находилась лестница, ведущая на второй этаж. Сквозняки играли пылинками со ступенек, будто чертили некий вектор, указывающий направление. Затаив дыхание, девушка поднялась наверх.

Комната была большой. Дощатые полы и балясины потолка выкрашены темно-вишневой краской, стены обиты пожелтевшей от времени вагонкой. У одной стены раскорячился огромный, ручной работы сервант, похожий на пень древнего дерева, у другой - старинное трюмо со столиком на львиных лапах и такой же стул. Под наглухо забитым окном стояла двуспальная кровать, матрас на которой был завернут в потемневший от пыли полиэтилен. Комната так не вязалась с простой и дешевой обстановкой внизу, что казалась сказочной. Лука будто шагнула из одной реальности в другую. Еще больше это ощущение усилилось, когда она увидела стойку для оружия, увешанную разной длины мечами и кинжалами. Хотела было подойти к ней, но отвлекли пожелтевшие фото на трюмо, в простых деревянных рамках. На одном из них небо изображало такую знакомую птицу…

И действительно, белое облако было и на этой фотографии! Они проводили время все вместе в тот день, на берегу какого-то озера - Этьенна с Петром, Эмма с мужчиной, уже виденным Лукой на другой фотографии, и та белокурая красавица с огромными глазами, чуть позади которой на этом фото стоял… молодой Борис Гаранин. Его руки лежали у нее на плечах, она чуть откинулась назад, будто нуждалась в ощущении его тела, как некой опоры. Здесь сразу бросилось в глаза ее сходство с Алусей. Те же тонкие черты лица, большие глаза и высокие скулы. Такой же эльф, только взрослый и не несущий во взгляде печать обреченности!

Заскрипело старое дерево, заставив Луку вздрогнуть. Внизу, на кухне, Михал Кондратьич гнусаво напевал ‘Паромщика’ и ничего не слышал. Рассохшаяся дверца трюмо раскрылась. С покосившейся полки съехала и, рассыпавшись, упала на пол кучка фотографий.

Смешной лохматый мальчишка, улыбается щербатым ртом. Глаза - большие, задумчивые, явно материнские, но черты лица более основательные, и нос пока не сломан…

Он же играет со щенком, не менее лохматым, чем сам. Противники отнимают друг друга веревку, завязанную узлами…

Жених и невеста. Она в пышном платье и смешной шляпке-таблеткой, с которой спускается фата до самого пола. Глаза сияют неизбывным счастьем. Он в строгом костюме и уродливом широком галстуке (сейчас таких не носят). А чёрные костюмы он любит и до сих пор…

Судорожно вздохнув, Лука села прямо на пол, перебирая бумажные прямоугольнички, запечатлевшие жизнь чужой и поначалу счастливой семьи.

Они на берегу моря. Гаранин-старший основателен как скала - с таким ничего не страшно.

Семья еще где-то… Он не улыбается, она смотрит на сына, тянется, чтобы поцеловать в блондинистую макушку. Яр прижимается к её боку, не стыдясь родительской нежности. Доверчивый, ласковый парень!

Она вдвоем с сыном…

Она вдвоем…

Вдвоем…

А эта фотография относительно новая, цветная… По полю взявшись за руки гуляют двое: она и незнакомый мужчина, не уступающий Гаранину-старшему в габаритах. И если она смотрит вдаль, будто видит там будущее, - он смотрит на неё, откровенно любуясь. У него лукавые морщинки в уголках глаз и рта, как у человека, который много и с удовольствием смеется, и куча веснушек, так не вяжущихся с фигурой и грацией тяжелоатлета.

Лука вновь и вновь перебирала фотографии и ловила себя на чувстве, очень похожем на зависть. Здесь, на фотокарточках была запечатлена любовь, как она есть. Вспомнились свадебные фото родителей. У мамы… Валентины Игоревны напряженное лицо, у отца - спокойное и немного насмешливое. Спроси Лука у родителей сейчас, любят ли они друг друга, что получила бы в ответ? ‘Не задавай глупых вопросов!’ - от матери. ‘Насмешила, доча!’ - от отца. И дополнительную ремарку от брата: ‘Во, дура!’ Почему так?

- А никто не знает! - раздался вдруг голос над ухом.

Лука подскочила, выронив фотографии.

Михал Кондратьич сидел на трюмо, задумчиво жуя кончик собственной бороды.

- Любовь, она как птица, чулидка! Коли на тебя слетит и на сердце сядет - запоет так, что заслушаешься. Но в неволе жить не будет. Погибает быстро…

Лука аккуратно собрала фотографии и протянула ему.

- Простите меня, я случайно увидела…

- Знаю, - по-доброму улыбнулся тот. - Хозяйка здесь часто бывает - переживает за детей. Вот и с тобой познакомилась! И картинки показала - хороший знак! Значит, примет в семью-то!

- Чего? - вытаращилась на него Лука, однако человечек уже исчез.

Дверца трюмо была закрыта. А снизу раздался крик: