Стрекоза для покойника

Пока они шли до выхода по длинным, почти безлюдным коридорам, по лестнице, минуя лифт («В движении – жизнь!» – пояснил Мефодий), Луке не давала покоя одна мысль. Она ее мусолила на протяжении всего пути и у дверей спросила:

– Я только одного не пойму – почему самоубийством занимается какое-то суперпуперспециальное управление ГУВД?

Капитан подождал, когда мимо пройдут двое мужчин, спорящих о чем-то друг с другом, наклонился к Луке вплотную и прошептал, обдавая ее запахом кофе:

– Потому что оно, такое, за последние несколько лет не единственное…

* * *

До работы оставался час. Идти в клуб, на люди, Луке после увиденного и услышанного не хотелось. Еще меньше хотелось попасть под проницательный взор Анфисы Павловны и, мекая и бекая, пытаться не отвечать на ее вопросы о том, как прошел день. Поэтому в первой попавшейся палатке она купила пачку сигарет и забрела в маленький скверик неподалеку от «Черной кошки».

На улицы уже опустились сумерки. Влажные глаза светофоров моргали, отражаясь в мокром асфальте, – накануне потеплело, по дорогам потекли ручейки, а снег покрылся темной, грязной, ноздреватой коркой. В сквере было немноголюдно, но мамочки с детьми и колясками, старушки, ведущие под руку друг друга, собачники с питомцами в смешных одежках регулярно проходили мимо.

С наслаждением затянувшись, Лука выпустила вверх струйку дыма… и закашлялась от неожиданности, обнаружив рядом высокую фигуру в «брезентовой» куртке, кожаных перчатках с обрезанными пальцами и с неизменным рюкзачком. Почему-то ей и в голову не пришло спросить, как он ее нашел.

– Травишься зачем? – поинтересовался Ярослав Гаранин, садясь рядом.

– Рюкзак смешной… Зачем такой тебе? Просто интересно, – откашлявшись, вернула вопрос Лука.

И заметила, как его рука с сильными красивыми пальцами бережно похлопала рюкзачок по боку.

– Это мама Алусе из Венеции привезла, – улыбнулся он. Улыбка вышла невеселой. – Вы же с ней уже знакомы…

– Хороший ребенок, – кивнула Лука, стараясь не смотреть на собеседника. Но не выдержала, ляпнула: – Ну как же так получилось, а? – Недокуренная сигарета полетела в сторону. Мелькнул огонек оранжевой дугой в темноте. – Прости…

Гаранин повернулся к Луке.

– Знаешь, я сам себя спрашиваю – почему… Ответа нет! – И резко перевел тему: – На самом деле я тебя искал, чтобы поблагодарить. Ты молодец, про драку хорошо придумала. Она психует, если я два раза в неделю не появляюсь. А из-за поездки той пришлось пропустить.

Лука вдруг вспомнила его в дачном домике – бледного до синевы, покрытого испариной, с этими звериными зрачками… Вспомнила страшную рану, казавшуюся чужеродным элементом на человеческом теле, – и с волнением спросила:

– Слушай, ты сам-то как сейчас? Поправился?

Гаранин хмыкнул.

– Спал двое суток, как сурок. Просыпался, глотал зелья, что Димыч на тумбочке оставил, и снова давил подушку. Выспался аж до тошноты!

– Завидую! – Лука невольно зевнула. Как-то плохо было у нее со сном в последнее время…

Яр вытянул длинные ноги и откинулся на спинку скамьи. От его тела шел жар, как от печки. В промозглый вечер рядом с таким обогревателем сиделось на редкость уютно.

– Она о тебе спрашивала, Лука… Когда, мол, придешь? – Взгляд Гаранина гулял по скверу, не останавливаясь на прохожих. – Но прежде чем ответить «да», подумай, зачем тебе это нужно?

Лука невольно переняла его позу. Коснулась плечом его плеча. Двое одинаково сидящих на скамейке людей напоминали параллельные прямые.

– У нее есть шанс выжить? – Она с трудом вытолкнула из себя эти слова.

Гаранин спросил без обиды, как человек, который все уже пережил, перечувствовал:

– От этого зависит твой ответ?

Лука возмущенно посмотрела на него.

– Ты что? Просто хочу знать, чем все может окончиться.

Искреннее негодование, видимо, отразившееся на ее лице, вновь вызвало у него грустную улыбку.

– Мама говорила, что у надежды есть жизнь и после смерти, – покачал он головой, – я делаю что могу… Деньги решают многое: редкие лекарства, врачи… Два раза в год вожу ее в Германию и Израиль – там лучшие специалисты. Благодаря этому Алуся еще жива… Сейчас предложили операцию по какой-то новой методике… Но… – его голос звучал равнодушно, – это последняя надежда!

От этого равнодушия Луке захотелось подняться и сбежать… Ни смерть Эммы Висенте, ни черная тень, убившая ее, не были его страшнее.

– Постой, а целители? К ним ты обращался? Они же вроде…

Короткий резкий жест ладони – и она замолчала. В нем было все – и бесконечные попытки спасти, и угасающая надежда, и усталость… Все…

– Почему? – прошептала она, не в силах молчать.

Он пожал плечами.

– Многие пытались помочь, но ничего не выходит. И медики, и целители сошлись на том, что болезнь неизлечима.

От спокойной ремарки замерз воздух вокруг. Лука вдруг взглянула на Гаранина как-то по-новому и увидела, насколько сильно похож он на отца. Тот же лед – в глазах и звуках голоса, то же отстраненное выражение лица, будто сдерживающее боль, иногда прорывающуюся во взгляде. Мама погибла… Родной отец, судя по всему, с ним не общается… Сестра умирает… Один? Как можно так жить?!