Стрекоза ее детства

После этого Типи с малышкой Фио поспешили к машине, припаркованной на стоянке тюрьмы. Бабушка Фио и Маринетта остались с отцом Фио. За четыре с небольшим часа Типи и Фио добрались до дверей тюрьмы во Флери-Мерожи, прибыв за десять минут до ее закрытия для посещений.

23 июня 1986 года, в 17 часов 50 минут, в тюрьме города Флери-Мерожи отец Типи спросил мать Фио, желает ли она взять в мужья отца Фио. Мать Фио ответила «да». Она была одета в длинное белое платье, украшенное цветами и полосками теней от решетки.

Перед лицом Фио отец Типи объявил в телефонную трубку отца и мать Фио соединенными священными узами брака. Он просунул руку сквозь решетку и надел обручальное кольцо на безымянный палец матери Фио, в то время как в Аннеси Маринетта надевала обручальное кольцо на безымянный палец отца Фио. После этого отец Фио взял трубку и впервые услышал голос законной супруги. Молодые говорили друг другу слова любви до тех пор, пока у них не кончились монетки.

Мать Фио умерла несколько недель спустя от болезни Аддисона. На следующий день отец Фио получил три выстрела в спину от одного из своих бывших коллег за попытку отказаться от аренды камеры. В своем завещании родители Фио просили, чтобы их останки сожгли, а прах развеяли над любым океаном за исключением Индийского — где слишком много акул. Типи и Маринетта отвезли Фио и ее бабушку на скалистый берег и оттуда посыпали волны крошечными угольками, которые ранее лежали в основе архитектуры супружеских тел. Сцена была прекрасной и очень трогательной, пока из ближайшей рощицы не появились полицейские и не оштрафовали их, потому что в соответствии с законом, принятым парламентом пятьдесят лет назад, запрещалось выкидывать прах в океан. Это загрязняло «черные приливы».

Когда впоследствии Фио вспоминала все эти события, то ей казалось, что все произошло слишком быстро: арест, суд, тюрьма. А ей бы так хотелось, чтобы ее воспоминания длились столь же долго, как и породившие их события. Боль утраты родителей навсегда осталось с ней.

Ее взяла к себе бабушка. В те времена, когда мир еще не делился на страны, а языки едва различались по буквам, когда-то очень-очень давно, семья Фио была многочисленной и счастливой. Но в один печальный день на ее предков обрушилась какая-то историческая болезнь, от которой пострадали и все последующие поколения. По странной Генетической загадке ее семья состояла из одних покойников. Многие семьи передают отпрыскам свое дело, имя и дворянскую приставку к фамилии, замок и имение; Фио получила в наследство лишь агонию, ее замком и имением было убийство. Ее предки не были Герцогами, Министрами или Врачами, ее предки были Мертвыми и Убитыми. Только бабушка Мамэ выжила и дожила до возраста, когда Фио уже начала понимать, что означает выживать. Мамэ не умерла в лагере среди узников Самударипена, ее не убили солдаты айнзатсгруппен, ее тело выдержало удары камней, которыми забросали ее молодые солдаты, между прочим, имевшие винтовки, она не подохла с голода там, где еда предназначалась для сытых. Ей удалось не стать жертвой этой цивилизации, где даже варварство приняло цивилизованные формы.

Мамэ все еще оставалась живой, и в этом заключалась ее эксцентричность.

Фио была юной, Мамэ — старой, столь же старой, сколь Фио юной. Они жили на самом острие той звезды, которую город Нант, должно быть, образовывал с прилегающими территориями: они считали, что нет для жизни места лучше, чем на кончиках звезд. Домик Мамэ имел четыре колеса, чтобы путешествовать, но не имел ни мотора, ни руля, чтобы все-таки оставаться на месте. Алюминиевую дверь украшала ручка, которую Мамэ прозвала «наполеоновской», будучи уверена, что такая «красота», умещавшаяся на ладони, могла быть создана лишь в эпоху правления железного императора, окруженного золотым ореолом славы. Вагончик Мамэ находился на краю пустыря, брошенного на произвол судьбы и застройщиками, и муниципальными властями; земля под пустырем скрывала длинные и бесчисленные подземные ходы, а потому строительство зданий здесь не представлялось возможным. Время от времени в этой части нантского региона, обычно сейсмически устойчивого, подземные толчки сотрясали вагончик и землю, кролики выскакивали из норок, а трещины вскрывали поверхность, как огромные губы, с жадностью глотавшие воздух. Местами скапливалась грязь, смешанная с галькой и травой; земля была не более чем вздувшейся кожей, скрывавшей разрушительную работу катакомб, которые однажды поглотят мир, приютившийся у них на крыше.