Стрекоза в янтаре

Я знала, что это ложь. Я видела достаточно ран, полученных в битвах, и не раз видела смерть воинов. Правдой здесь было только то, что лучше такая смерть, чем петля палача. Ужас, который поселился во мне с того момента, как мы оставили поместье Сандрингема, поднялся высокой волной, угрожая накрыть с головой. В ушах стоял звон, горло сжало так, что я не могла дышать. А потом все страхи покинули меня. Я не могла оставить его, и не оставлю.

— Джейми, — сказала я, уткнувшись лицом в складки пледа, — я иду с тобой.

Он откачнулся назад, во все глаза глядя на меня.

— Черта с два! — отозвался он.

— Да, я иду, — ответила я и почувствовала глубокое спокойствие. Во мне не осталось ни тени сомнения. — Из моей накидки я сделаю килт. В армии полно молоденьких мальчиков, я сойду за одного из них. Ты же сказал, что там жуткая неразбериха, никто и не заметит.

— Нет! — отрубил он. — Нет, Клэр!

Челюсти его были крепко сжаты, в глазах застыло выражение гнева и ужаса.

— Если ты не боишься, я тоже не боюсь, — сказала я, тоже крепко сжав зубы. — Это… произойдет быстро. Ты сам сказал.

Несмотря на всю мою решимость, у меня начал дрожать подбородок.

— Джейми, я не смогу… черт возьми, я не смогу жить без тебя!

Он безмолвно открыл рот, закрыл его, потряс головой. Свет на вершинах гор догорал, заливая облака ровным красным сиянием. Джейми притянул меня к себе.

— Ты думаешь, я не знаю? — тихо спросил он. — Мне сейчас куда легче, чем тебе. Потому что, если ты чувствуешь ко мне то же, что я к тебе, значит, я прошу тебя вырвать свое сердце и жить без него.

Он погладил мои волосы, огрубевшие костяшки пальцев запутались в растрепавшихся прядях.

— Но ты должна выстоять, моя любимая, моя храбрая львица. Ты должна.

— Почему? — спросила я, слегка отстранившись, чтобы лучше видеть его лицо. — Когда ты увел меня с суда над ведьмами в Крэйнсмуире, ты сказал, что погиб бы со мною, пошел бы со мной на плаху, если бы дело дошло до этого!

Он взял мои руки в свои, голубые глаза смотрели на меня.

— Да, я бы сделал это, — сказал он, — но ведь я не носил твоего ребенка.

Я вся похолодела. Это от холодного ветра, убеждала я себя. Холод заставил меня задохнуться.

— Ты не знаешь наверняка, — наконец произнесла я. — Прошло слишком мало времени.

Он фыркнул, в глазах появились смешинки.

— Англичаночка, я ведь еще и фермер! С тех пор как ты пустила меня в свою постель, у тебя ни разу ни на один день не было задержки. А сейчас уже идет сорок шестой день.

— Ты негодяй! — в ярости закричала я. — Ты считал! В разгар жестокой войны ты считал!

— А ты нет?

— Я? Нет!

Я слишком боялась поверить в возможность того, о чем так долго молилась. Теперь это свершилось, но, увы, слишком поздно.

— Кроме того, — сказала я, продолжая отрицать такую возможность, — это совершенно ничего не значит. Так часто случается и при недоедании.

Он поднял бровь и осторожно положил большую ладонь мне на грудь.

— Да, ты сильно похудела, но, несмотря на это, у тебя полные груди, а соски стали цвета черного винограда. Ты забываешь, что я видел их до этого. У меня нет никаких сомнений, и у тебя тоже.

Я старалась побороть приступ тошноты, вызванный, по-видимому, страхом и голодом, но вдруг почувствовала небольшую тяжесть в матке. Я кусала губы, но тошнота снова подступила к горлу.

Джейми отпустил мои руки и встал надо мной, уперев руки в бока, — застывший силуэт на фоне темнеющего неба.

— Клэр, — спокойно сказал он, — завтра я умру. Ребенок… это все, что останется от меня — навеки. Я прошу тебя, Клэр, я тебя умоляю, спаси его.

Я молчала, все плыло у меня перед глазами, и в этот момент я почувствовала, как дрогнуло мое сердце. Это был слабый, чистый звук, с каким ломается стебель цветка.

Я склонилась к Джейми; ветер печально шумел в ушах.

— Хорошо, — прошептала я. — Я уйду.

Свет почти померк. Он подошел ко мне сзади и прижал к себе, глядя через мое плечо вниз, на долину. Там зажглись сторожевые огни — маленькие яркие точки, разбросанные вдали. Мы долго молчали. Сумерки продолжали сгущаться. Я не слышала ничего, кроме ровного дыхания Джейми, каждый вздох казался мне драгоценным.

— Я тебя найду, — шепнул он мне на ухо. — Обещаю тебе. Если мне придется провести двести лет в чистилище, двести лет без тебя — это и будет мое наказание, которое я заслужил за все свои преступления, потому что мне приходилось лгать и убивать, воровать, предавать и нарушать клятву. Но есть одна вещь, которую я положу на другую чашу весов. Когда я предстану перед Богом, я скажу ему то, что перевесит все остальное.

Голос его дрогнул, упал до шепота, руки крепко обвились вокруг меня.

— Боже, скажу я ему: ты дал мне удивительную женщину, и, о Боже, я очень ее любил.

Он не торопился и был очень осторожен, так же как и я. Каждое прикосновение, каждое движение должно было быть особенным, запоминающимся — драгоценный талисман перед пустотой будущего.