Стрела Аримана

– Поднимайтесь наверх. Там спальня. Папий Урс не станет вас беспокоить, я пригляжу за ним. Вам следует выспаться. В одном вы правы, нам предстоит продолжить эту беседу.

– Спасибо.

Ага Сафар встал. Поднимаясь по лестнице, он обернулся, и доктор Хайдари вопросительно поднял голову.

Доктор Хайдари поднял руку, экран рабочего Инфора вспыхнул.

– Ага Сафар…

Он не успел задать вопрос, диктор (или биоробот) удрученно ответил:

– Сожалеем…

– Не надо сожалеть, я в курсе случившегося… Меня интересует другое… – Доктор Хайдари помолчал, отыскивая точную формулировку. – Могла ли жизнь Ага Сафара, точнее, жизнь его непосредственных предков, пересекаться когда-либо с жизнью моего прадеда? Я имею в виду конец двадцатого века.

Диктор кивнул. Много времени ему не понадобилось.

– Ага Сафар, бывший сотрудник Космической энциклопедии… Да, в обозначенных вами временных рамках встречи Ага Сафара и вашего прадеда случались неоднократно.

– Что значит «случались»?

Диктор бесстрастно пояснил:

– Я не аналитик. Я даю ответ на вопросы.

– Хорошо. Уточняю вопрос. – Доктор Хайдари нахмурился. – Какое имя носил данный Ага Сафар в годы встреч с моим прадедом?

– Близкое к настоящему – Агаспаров.

– Чем конкретно он занимался?

– Разработкой планов социального развития. Дать подробную расшифровку?

– Не надо. Уточняю вопрос. – Доктор Хайдари нахмурился еще больше. – Кто именно из ближайших предков Ага Сафара? Не сам же он встречался с моим прадедом?

Диктор понимающе улыбнулся.

– Вопрос понят. Генеалогическая линия Ага Сафар – Агаспаров никогда не имела перерывов.

– Что это значит?

– Только то, что на любом временном отрезке мы имеем дело с одним и тем же человеком.

– Кому известна эта информация? – быстро спросил доктор Хайдари.

– Только МЭМ.

– Благодарю.

Инфор отключился.

Доктор Хайдари задумчиво подошел к окну.

Как все это понять? «На любом временном отрезке мы имеем дело с одним и тем же человеком…» Он что, бессмертен?

Арктические ребята давно оставили живую скульптуру в покое. Уже успокоившись, она выглядывала из сирени и, завидев в окне доктора Хайдари, призывно помахала рукой.

Доктор Хайдари не ответил. Он ни с кем сейчас не хотел говорить, тем более с живой скульптурой. Он был растерян, ошеломлен. Ведь в его спальне, этажом выше, спал человек, который, похоже, никогда не имел предков.

На южных спорадах

Волна, шурша, мягко накатывалась на берег, валяла, перекатывала по песку забытый кем-то мяч, отступала, опять шурша, оставляла нежную пленку пены. Слева и справа над бухтой возносились к высокому небу голубоватые массы известняков, дыры пещер казались черными. Ночью пещеры вспыхивали багровым тревожным светом – в пещерах жгли костры либеры.

– О чем они говорят? – спросила Зита.

– Они не говорят, они обмениваются мнениями, – улыбнулся Ждан. – Они серьезные люди.

– Хмурые? – не поняла Зита.

– Нет, серьезные.

– Тогда о чем они думают? Ведь не думать трудней, чем молчать.

– О свободе. О мире. О будущем. О МЭМ. Наверное, об Ага Сафаре.

– Почему о нем?

– Пока его не найдут, он для либеров символ свободы. Ведь он выключен из системы МЭМ. Он живет сам по себе. Он один.

– Почему ты думаешь, что он один?

– Я достаточно хорошо знаю Ага Сафара. Он ни на кого не похож…

Ждан Хайдари рассеянно улыбнулся. Все последние дни на островах он чувствовал: озарение рядом. Он предпочел бы сейчас помолчать. Он чувствовал, что стоит на пороге какого-то важного открытия.

Сирены Летящей…

Проблема личностных контактов…

Доктор Чеди: наше возможное будущее…

Хриза Рууд: реформу нельзя откладывать…

Программа «Возвращение». Южные либеры против Ждана Хайдари. Машина Мнемо должна принадлежать всем.

Ждан покачал головой.

Он никому не отдаст Мнемо. Он не может отдать Мнемо сейчас. Считай он, как Гумам, что Мнемо – всего лишь инструмент некоего нового искусства, никаких проблем не было бы. Но он не Гумам. Он знает: Мнемо – другая жизнь Именно жизнь. И именно – другая. Что искусство? Тайный, легкий, влекущий знак. Знак бессмертия, знак вечности разума. Знак, который каждым толкуется по-своему. Но Мнемо…

Осторожно подняв голову, он посмотрел на Зиту.

Почему она молчит? Почему не говорит ему о той своей, другой жизни? Что пережила она в Мнемо?

Он всегда принимал любую реакцию своих добровольных помощников. Скажем, его не удивляло и не отталкивало холодное разочарование Янины Пуховой, биотехнолога с Арала. Его не удивляла ине отталкивала разговорчивость Яна Григи или Рене Давана. Его не оскорбил резкий отказ Эла Симмонса сообщить хоть какие-то детали своей другой жизни. Все это он принимал как должное, но Зита…

Он сразу решил не подключать Зиту к записывающей аппаратуре, ведь Зита так непосредственна… Они даже посмеялись. «Не вздумай придумывать, – предупредил он ее. – Я ведь верю тебе».