— Когда ты вошел, я подумал, что вижу лицо твоего отца, — сказал Акуэбуе.
— Верно, — подтвердил Эзеулу. — Всякий, кто посмотрит на него, подумает, что он видел Нводику. Твой друг, как видно, пришел издалека.
— Да, мы пришли из Окпери…
— Так ты, выходит, живешь в Окпери? — спросил Эзеулу.
— Ну конечно, — вставил Акуэбуе. — Разве ты не слыхал, что один из наших молодых мужчин живет у белого человека в Окпери?
Эзеулу это было отлично известно, но он умышленно притворялся, будто ничего не знает.
— Вот как? — удивился он. — Теперь со мной редко делятся новостями. Неужели еще этим утром вы были в Окпери и успели прийти в такую даль? Хорошо быть сильным и молодым! Как поживают люди на родине моей матери? Ведь моя мать, ты, наверное, знаешь, была родом из Окпери.
— Когда мы уходили, там царили счастье и веселье; что было после, мне неведомо.
— А кто твой спутник?
— Он главный посыльный великого белого человека, Сокрушителя ружей.
Эзеулу щелкнул пальцами и кивнул.
— Значит, это посыльный Уинтаботы? Он окпериец?
— Нет, — ответил провожатый. — Он из племени умуру.
— Здоров ли был Уинтабота, когда вы направились сюда? Мы давно не видели его в наших краях.
— Жив и здоров. Вот этот человек — его глаз.
Главный посланец, кажется, был не очень доволен тем, какой оборот приняла беседа. В нем росло раздражение на этого деревенского невежду, который напускает на себя важность и делает вид, будто он знаком с окружным комиссаром. Сопровождающий почувствовал это и предпринимал теперь отчаянные усилия, чтобы поднять авторитет посланца в глазах соплеменников.
— Незнакомец, мы рады видеть тебя, — произнес Эзеулу. — Какое у тебя имя?
— Его зовут Джекопу, — ответил провожатый. — Должен вам сказать, что никто не может повидать Сокрушителя Ружей без его, Джекопу, согласия. В Окпери нет такого человека, который не знал бы имени Джекопу. Сокрушитель Ружей попросил меня сопровождать Джекопу в этом путешествии, потому что он не знает здешних мест.
— Да-да, — сказал Эзеулу, бросив многозначительный взгляд в сторону Акуэбуе. — Всё так, всё правильно. Белый человек посылает сюда умуруанца, а дорогу умуруанцу показывает умуарец! — Он рассмеялся. — Ну, что я сказал тебе, Акуэбуе? Правы были наши мудрецы, когда говорили, что сколько бы духов ни сговаривалось убить человека, из их затеи ничего не выйдет, если к этому не приложит руку его личный бог-покровитель.
Пришельцев эти слова озадачили. Затем сын Нводики заметил:
— Все это верно, но мы пришли не как посланцы смерти.
— Нет, я этого не сказал. Просто такой уж у нас способ выражаться. Как говорится, змея всегда короче той палки, с которой сравнивают ее длину. Я знаю, что Уинтабота не отправит посланцев смерти к Эзеулу. Мы с ним добрые друзья. Я сказал другое: чужестранец не смог бы прийти в Умуаро, если бы ему не показал дорогу сын нашей страны.
— Верно, — сказал провожатый. — Мы пришли…
— Друг мой, — перебил его главный посыльный, — ты уже выполнил то, ради чего тебя послали; остальное — моя забота. Так что спрячь-ка свой язык в ножны.
— Прости меня. Я убираю руки.
Эзеулу послал Нвафо к Матефи за орехом кола. К этому моменту в
— Вернулись ли те, кого вы послали на базар за пальмовым вином? — спросил Эзеулу.
Обика ответил, что еще нет.
— Я так и знал. Если человек действительно хочет купить пальмового вина, он не торчит дома до тех пор, покуда все вино на базаре не раскупят другие.
Эзеулу продолжал сидеть, прислонясь спиной к стене и обхватив руками согнутую в колене ногу.
Судебный посыльный снял синюю феску и положил ее к себе на колено, обнажив наголо обритую голову, лоснящуюся от пота. От краев шапочки на голове остался след в виде кружка. Он откашлялся и заговорил, чуть ли не впервые за все это время.
— Я приветствую вас всех. — Вынув из кармана на груди маленькую книжечку, он открыл ее с важным видом: так, как это делает белый человек. — Которого из вас зовут Эзеулу? — спросил он, глядя в свою книжечку, после чего поднял глаза и обвел взором хижину.
Все молчали, опешив от удивления. Первым пришел в себя Акуэбуе.
— Оглянись по сторонам да пересчитай языком зубы у себя во рту, — прервал он молчание. — Сядь, Обика, от чужестранца можно ожидать, что он заговорит через нос.
— Так, значит, ты из Умуру? — спросил Эзеулу. — Есть там у вас жрецы и старейшины?
— Не пойми мой вопрос превратно. У белого человека свой способ делать дела. Прежде чем заговорить с тобой о деле, он спрашивает, как тебя зовут, и ответ должен исходить из твоих собственных уст.
— Если в твоем брюхе есть хоть капля здравого смысла, — воскликнул Обика, — ты должен был бы сообразить, что ты сейчас не в доме белого человека, а в доме верховного жреца Улу в Умуаро.
— Придержи язык, Обика. Ведь Акуэбуе только что сказал тебе, что чужеземцы, бывает, говорят через нос. Разве ты можешь знать, есть ли в его стране или в стране белого человека верховные жрецы?