Стрела и солнце

Жениться? Вот потеха. Для чего Оресту жена? У него одно желание: напиться до потери сознания и завалиться до утра в кусты. Так живет он вот уже семь лет и больше ничего не хочет.

— Ну, ты согласен? — спросил отец.

Оресту осточертел разговор. Он сокрушенно вздохнул и молча потянулся к вазе. Но царь отстранил его руку и протянул скрипуче:

— Так ты не согласен, а-а?

Тогда, лишь для того, чтоб его оставили в покое наедине с чашей, Орест, морщась от боли, точившей пьяницу изнутри, оскалил зубы и закричал — не то слишком весело, не то слишком грустно:

— Да! Согласен, будь я п-проклят! Ты знаешь, как я рад? Только о том и мечтал всю жизнь, чтоб жениться.

Он скоморошничал, кривлялся, но сквозь его безудержно-жизнерадостный смех ясно проглядывала сквозившая в глазах отчаянная тоска, душевная боль.

— Вот и хорошо! — Асандр возбужденно потер ладонью о ладонь. — Эй, Поликрат!..

Декаду спустя из гавани Пантикапея вышла в море красногрудая боспорская триера — большое военное судно с тремя рядами весел и высоким носом, горделиво изогнутым в виде лебединой шеи.

На этом корабле отплыли в Херсонес послы хитроумного царя Асандра.

Едва корабль, подняв паруса, скрылся за скалистым выступом берега, Асандр поспешно вернулся во дворец, закрылся в опочивальне и сел, как тогда, дождливой ночью, за письмо.

Письмо в тот же день было доставлено Поликратом в Нижний город, в лачугу косоплечего пирата.

Косоплечий пират, не теряя времени даром, спустился в гавань, оттолкнул от причала свою лодку, взялся за весла и переправился через пролив. В глухом лимане, в густых зарослях тростника, он отыскал островок, где скрывалась в последнее время шайка Драконта.

Драконт развернул свиток, прочитал тайное послание царя и ночью отплыл вдоль кавказского берега на юго-восток, к Бате.

Здесь он высадился, взял часть своих людей и верхом на мулах, украденных на ближайшем пастбище, отправился в горы. Дней через пять в долину Гипаниса[9] спустилось из темных ущелий трехтысячное войско.

Всадники в лохматых шапках разорили несколько мелких греческих колоний, разбросанных среди керкетских, торетских и синдских становищ, и темной лавиной двинулись на Фанагорию. Часть маитов примкнула к неприятелю. В проливе замелькали черные паруса их быстроходных лодок.

Слух о набеге дошел до Пантикапея. В Рыбной бухте — небывалый переполох. Звенит оружие на палубах военных кораблей. Визг испуганных женщин и плач детей смешались с криками владельцев торговых судов, приплывших из Афин за пшеницей. Над водою — единоголосый вопль:

— Пираты!

Недобрая весть перекинулась через стены города.

Толпа знатных юношей, без дела шатавшихся перед храмом Гермеса, мгновенно распалась, рассыпалась, точно стадо овец, завидевших волчью стаю.

Почтенные купцы — те, что с утра надрывались на рынке, расхваливая товар, — пустились домой, выкатив глаза и подобрав колышущиеся полы хламид.

Тряслись руки приказчиков, торопливо запиравших ворота обширных хранилищ.

Резко щелкали удары бичей. То надсмотрщики загоняли внутрь сырого подвала рабов иксаматов, аорсов и сираков, плененных на реке Танаис и предназначенных для продажи в Элладу. Чего доброго, варвары пристанут к разбойничьей шайке.

— Пираты!

— Пираты!

Десятки сутулых гончаров, широкоплечих кузнецов, жилистых каменотесов, плоскогрудых ткачей — десятки усталых людей в дешевых сандалиях и рваных хитонах, испачканных сажей, пылью, глиной или краской, поспешно закрыли двери чадных мастерских и, схватив дубины — иметь другое оружие им запрещалось, — бросились по кривым улочкам пригорода к морю.

Из чрева серой казармы, расположенной подле городских ворот, повалил к пристани отряд возбужденных копейщиков. На стенах замка меж прямоугольных зубцов, беспокойно галдела стража.

— Пираты!

— Пираты!

— Пираты!

В Рыбной бухте лениво колебались широкие черные паруса.

Их цвет вызывал у дрожащих от страха торговцев столько же отчаяния, сколько горя внушили афинскому царю Эгею траурные ветрила корабля, на котором его сын Тезей возвращался с острова Крита домой, победив чудовищного быка Минотавра.

Но если Эгей скорбел о мнимой гибели сына, забывшего сменить паруса, то сердца местных и приезжих толстосумов ныли совсем по другой причине. О, почему их — эти мрачные полотнища — не поглотит бездна Понта Эвксинского? Немало врагов у эллина морехода, но самые ненавистные — разбойники голубых дорог.

— Где Скрибоний? — кричали возмущенные пантикапейцы. — Почему не выводит солдат?

Узнав о набеге кавказских горцев и мятеже части маитских племен, Асандр не медля призвал эвпатридов. На коротком, но бурном совете решили дать азиатам такой отпор, чтоб они надолго утратили охоту грабить боспорские поселения. Скрибоний получил распоряжение — погрузить войска на галеры, переправиться через пролив.